Нам потребовалось больше часа, чтобы добраться домой, и за все это время мы не произнесли ни слова.

Это одна из моих любимых черт Ройса – его молчаливая поддержка; он всегда рядом и никогда не давит.

Когда мы поднимаемся по лестнице, он поворачивается ко мне с напряжением в глазах, но по-прежнему ничего не говорит – сжимает мое плечо, кивает и исчезает внутри, а я сажусь на ступеньки и смотрю на подъездную дорожку и на наш сад. Потом достаю телефон, включаю его и просматриваю сообщения от Мэллори. Мои плечи опускаются, но тут я слышу голосок Зоуи и ее тихий нежный смех.

Оглядываюсь и вижу, что она бежит в мою сторону, пасхальная корзина в ее руках переполнена яйцами, которые мы разложили в саду. Мой отец, Рэйвен и Мэддок следуют за ней, у всех в руках по яйцу.

Я смеюсь, хотя внутри все сжимается.

– Папа, иди сюда! – кричит Зоуи, и ее маленькая ручка приподнимается, отбрасывая кудряшки.

Точно так же делает ее мать.

Как я не вспомнил этот жест раньше?

Как Зоуи могла взять что-то у человека, которого даже не знает?

В горле образуется комок, и я проглатываю его, мой взгляд снова падает на телефон. Задержав дыхание, я отвечаю одним словом из двух букв.

Поворачиваюсь, кладу телефон на ступеньку и с улыбкой спрыгиваю с крыльца.

– Я иду, малышка.

Папа идет.

Виктория

С Пасхи прошло два дня, и хотя Кэптен не спускает с меня глаз и в школе и дома, я вижу, что он погружен в свои мысли.

В самую первую ночь, услышав его шаги в коридоре, я напряглась в ожидании, но он не зашел – постоял под дверью и снова вернулся к себе.

Этой ночью он снова пришел. Долго стоял снаружи, а я, затаив дыхание, ждала.

Наконец Кэптен решился.

Не утруждая себя тем, чтобы закрыть дверь, ничего не говоря, он пересек комнату и скользнул под мое одеяло. И сразу лег так, чтобы смотреть мне в лицо.

У него темные круги под глазами – доказательство того, что он почти не спит. Делиться тем, что накопилось у него внутри, он не хочет – Кэп никого не подпускает к себе.

Он протягивает руку, и я заставляю себя не хмуриться, когда его пальцы обводят мою челюсть, а затем скользят по моим волосам.

По моим светлым волосам.

Он целует мою шею, его губы спускаются ниже и останавливаются на моей груди. Я раздвигаю ноги, и он забирается между ними.

Позволяю брать то, что ему нужно, стараюсь чувствовать то, что он хочет, – это не так уж сложно.

Его пальцы скользят под мои шортики и трусы, медленно проникают в мою вагину. Одновременно он покусывает мою грудь, и я слышу, как он тяжело дышит.

Тянусь к нему, но он сильнее прижимается ко мне, вдавливает меня в матрас. Его пальцы переплетаются и массируют стенки моего влагалища. Он стонет, шепчет мне на ухо слова, которые я не могу разобрать, и от всего этого я покрываюсь мурашками.

Его большой палец начинает кружить по моему клитору, и моя спина выгибается.

Он шепчет:

– Кончай, – и я кончаю.

Мое тело сотрясается от его прикосновений, но он и не думает убирать пальцы.

Я выдерживаю это, и пока мое дыхание успокаивается, обнаруживаю, что мы оба лежим на боку. Его глаза начинают закрываться, и только тогда я понимаю, что его рука все еще на моих волосах.

Стараюсь не задаваться вопросом, что это значит, и тут на помощь мне приходит сон.

В глубине души я знаю, что такое случится еще не один раз.

Глава 24

Кэптен

После Пасхи мой разум был настолько затуманен, что я с трудом могу сосредоточиться. Самую первую ночь я провел без сна, да и вторая была не легче, однако рядом с Викторией удалось ненамного забыться.

Утром, открыв глаза, я сразу понял, что нужно сделать. Пасха была безнадежно испорчена, хотя Зоуи, по счастью, не поняла этого. Я хотел побыть с дочерью, но не дома, а в каком-нибудь располагающем к отдыху месте.

Братья поддержали мое решение. Мы забили на школу, загрузились в машину и поехали в нашу хижину в лесу. Ей несколько десятилетий, она старше нас, но внутри все в порядке – недавно был сделан ремонт. Хижина расположена высоко в горах, рядом течет ручей, и поблизости есть домики, которые построили родители наших родителей, в те времена, когда Брейшо и Грейвены еще не враждовали между собой. Старшее поколение сюда давно уже не ездит, зато это местечко облюбовали мои друзья и, чего уж там, недруги. Иногда мы приезжаем сюда оторваться на вечеринках, но сегодня здесь никого нет, тихо, только птицы поют и слышен плеск воды о камни.

Из задумчивости меня выводит смех Зоуи – Мэддок помогает ей залезть на дерево.

– Папа, посмотри на меня! – Она машет мне рукой. – Я т-а-а-ак высоко!

Брат держит ее обеими руками, ветки касается только ее нога, но Зоуи уверена, что забралась на верхушку дуба.

Я улыбаюсь и открываю крышку барбекю.

– Молодец, Зо, но смотри, берегись бурундуков там, наверху!

Ко мне подходит Рэйвен, смотрит, как я раскладываю колбаски на решетке.

– Я такая голодная.

– Ты всегда голодная.

Рэйвен смеется и ударяет меня по плечу.

– Не хочу омрачать твое настроение, Кэп, но… ты когда-нибудь задумывался, каково это было для нее?

Она не называет имени, но надо быть дураком, чтобы не понять, о ком она.

Хмуро переворачиваю колбаски щипцами.

– Может, и хреново, я как-то не думал об этом. То есть не думал до тех пор, пока не увидел, что в тебе что-то изменилось.

– Да, – шепчет она. – Знаешь, дерьмово, что ты не мог быть частью этого. Я тебе сочувствую и ненавижу ее из-за тебя, но полагаю, что твоя ненависть… ну, она не так проста.

Рэйвен смотрит на меня, но мне требуется секунда, чтобы встретиться с ней взглядом, – не хочу, чтобы она видела борьбу в моих глазах.

– Нет, Рэйвен. Это не так.

– Эй, Рэй-Рэй. – Ройс внезапно оказывается рядом с нами и закидывает руку ей на плечо. – Хочешь пойти поиграть в хижину Грейвена?

Голова Мэддока поворачивается в нашу сторону, и он одними губами произносит «да пошел ты».

Ройс смеется, целует Рэйвен в висок и уходит.

– Собираюсь найти ту блондинку, которая убежала, как только мы приехали сюда.

– Она поднялась на холм! –