— Великий и единственный, — ответил он, видимо, слишком боясь назвать имя шаха Исмаила.

— Но почему он послал их против суфиев?

Пока старик прихлебывал чай, я вспомнил, что суфии считали Колафу своим духовным вождем.

— Они боятся нашей силы, — ответил он.

— Да сохранит Бог ваших соратников.

— Иншалла.

Я допил чай, поблагодарил старика за беседу и быстро ушел. Почему шах счел необходимым воспользоваться ссорой из-за больной овцы как поводом наказать суфиев? Он мог бы наказать кого угодно. И если шах желал, чтоб остаджлу отомстили суфиям в качестве доказательства своей верности, с чего он решил послать кызылбашей? Мне надо было придумать, как собрать эти непонятные и разрозненные осколки в ясную и четкую картину.

Поспешив во дворец, я рассказал Пери все, что узнал от суфия, с удовольствием отмечая по ее глазам, как она впивает новости. Но затем она нахмурилась:

— Я думала, ты болен.

— Был, — поспешно ответил я. — Я пошел на сама за целебной силой.

Пери недоверчиво прищурилась:

— Ради твоей же собственной безопасности лучше сообщай мне, чем ты занят.

— Непременно.

Прежде чем мы смогли перейти к обсуждению моего поведения или значения узнанного мною, явилась ее матушка со своими спутницами. Я произнес все приветствия и отступил к дверям в ожидании приказаний.

Царевна поздоровалась с матерью и велела подать угощение, но так ерзала на подушке, что ее недовольство было очевидно.

— Дитя мое, я принесла новости. Помнишь, я обещала тебе вернуться со списком подходящих женихов?

— Помню, но сегодня я занята, — ответила Пери, поморщившись. — У меня сразу несколько дел, куда серьезнее, чем выбор мужа.

— Нет, слушай меня, — сказала мать, устраивая на подушке свои бедра. — Нынче утром я получила письмо от родственницы из Систана, которой я писала насчет твоего двоюродного брата Бади аль-Замана.

Пери вздохнула, и я безмолвно откликнулся ее нетерпению.

— Не беспокойся, я не собираюсь тебе его предлагать, — продолжала мать. — Бади аль-Заман мертв. Его нашли в постели с кинжалом в сердце.

Глаза Пери затуманились, будто она мгновенно ослепла.

— Боже милостивый!

— И не он один, — добавила мать. — У него был сын, годовалый младенец. Найден задушенным в детской.

Мы все потрясенно молчали. Плечи Азар-хатун поникли, словно на них обрушился удар. Я почувствовал, что мое лицо кривится от невозможности поверить, как и лица стоявших вокруг.

— Какой ужас! — выдохнула Пери. — Что может быть нежнее, любимее и драгоценнее младенца? Что омерзительнее убийства дитяти, через великие страдания подаренного матерью миру? Это невообразимо.

— Да смилуется Бог над его душенькой, — прошептала Дака-черкес.

— Нам нельзя терять способность мыслить, особенно сейчас, когда она нам так нужна, — сказала Пери. — Убийство ребенка подтверждает, что это удар, призванный уничтожить весь род Бади альЗамана. Кто ответит за это?

— В письме не сказано. Однако ясно, что народ провинции возненавидел правителей-кызылбашей и намерен выдвинуть своего правителя.

— Значит, нам придется разбираться с еще одним бунтом.

— Боюсь, что так.

Взгляд Пери встретился с моим, и я мгновенно понял, чего она боится.

— У кого есть известия от других царевичей за последние дни?

— У меня нет, — сказала Дака.

— Джавахир, немедленно отправляйся проведать Ибрагима и Гаухар.

Я поспешно выбрался из дворца и зашагал вниз по Выгулу шахских скакунов к дому Ибрагима и Гаухар. Оставалось надеяться, что найду их целыми и невредимыми. Наверное, мне окажут честь краешком глаза увидеть их знаменитую библиотеку, включавшую тысячи книг, в том числе и бесценную рукопись стихов Джами, создававшуюся десять лет.

Мне не позволили даже войти во двор. Вооруженные люди остановили меня и сказали, что Ибрагим под домашним арестом. Задыхаясь, я вернулся в дом Пери, где меня встретили громкие рыдания. Мать Пери прильнула к ней, заливаясь слезами. Пери обнимала ее, стараясь успокоить.

— Что случилось? — спросил я Масуда Али, чьи зеленые глаза совсем потемнели от страха.

— Сулейман, брат Пери, мертв, — прошептал он.

Я в ужасе отшатнулся.

— Сводные братья, Имамкули-мирза и Ахмад-мирза, тоже найдены мертвыми в своих покоях.

Им было всего тринадцать или четырнадцать. Я сполз на подушку, и вдруг у меня в мозгу прояснилось, будто крохотные разноцветные черепки сложились в мозаичную картину. Пока кызылбаши занимались войной с суфиями, царевичей некому было защитить, и Исмаил без труда мог приказать остальным вельможам казнить, кого ему хотелось. Я был благодарен Богу, что Махмуд жил в далекой провинции, в самом сердце Кавказа, но эти новости переполнили меня ужасом, и я решил немедленно его предупредить.

— Отчего Бог посылает мне столько горя? — в слезах причитала Дака. — Сначала муж, затем мой единственный сын. Я не выдержу следующего. Какая женщина утратила больше?

— Или какая из дочерей? — ответила Пери. — Сколько смертей еще надо увидеть?

— Дитя мое, ты еще так молода и уже столько перенесла! — Дака провела пальцами по сухим векам Пери, нащупывая влагу. — Почему ты не скорбишь?..

— Ливень из черных туч льет в моем сердце, — прошептала Пери. — Погода во мне такая, какой никто еще не видел. Но я не позволю себе сломиться, когда могу помочь царевичам, которые пока живы.

— Мое бедное дитя! — Ее мать согнулась в рыданиях.

— Матушка, я должна выстоять.

Глаза Пери нашли меня, без слов умоляя о целебном бальзаме хороших вестей.

— Что ты узнал?

У меня свело внутренности от желания утешить ее.

— Шахская стража стоит перед домом Ибрагима, но я думаю, что он еще жив.

— Так, Джавахир, мы должны найти кого-то, кто поможет нам защитить его.

— Да, и остальных детей шаха, — быстро добавил я, — например, Махмуда.

Я поперхнулся, выговаривая его имя.

Пери велела принести свои покрывала, и я поспешил за нею к высоким деревянным дверям, пока спутницы вели матушку в ее покои.

— Я виновата в том, что думала недостаточно быстро, — говорила мне Пери. — Я же вчера видела, как собирается отряд на Выгуле. Когда ты сказал мне о суфиях, я должна была немедля высчитать. Кто из приближенных шаха может знать все о его намерениях?

— Наверное, никто. Подозреваю, что свои приказы о казнях он отдавал исполнителям по одному.

— Нам надо встретиться с Султанам. Надеюсь, материнское сердце угадывает больше.

Когда мы шли садами, полил тяжелый ледяной дождь, стегавший, словно плеть. Лицо Пери казалось покрытым слезами. Она вытерла покрасневшие глаза, и лишь тогда я понял, что она никак не может запрудить реки своей скорби.

Когда мы вошли в покои Султанам, Пери велела евнуху провести нас к госпоже. Он ответил, что спросит, принимает ли она.

— Это срочно, — сказала Пери. — Мы не уйдем, пока не увидим ее.

— Как пожелаете.

Вскоре нас пригласили.