Шрифт:
Закладка:
Вообще, правильным будет признать, что эта акция митрополита была закономерной, ее постепенно подготовили разъезды по Руси Кирилла и Максима и осуществленный последним перенос центра митрополии во Владимир. Петр сразу же понял, что средоточие политической и общественной жизни находится на севере Руси, «а совокупность событий, случившихся при нем, указала на место как на такое, где он должен утвердиться» [Карпов 1864: 26]. Этим местом стала Москва. Так Петр откорректировал тот выбор, который на рубеже XIII–XIV вв. сделал его предшественник Максим.
Окончательное же решение быть похороненным в этом городе Петр принял незадолго до своей кончины, как это можно понять из текста его жития, и именно с этим связано строительство каменной церкви (см.: [Голубинский 1997в: 138; Жития святого митрополита Петра: 416]). Успенский собор должен был не только символизировать храм Успения во Владимире [Седова 1993: 19], он должен был показать связь нового духовного центра Руси с культом Богородицы, характерным для Руси XII–XIV вв. Его строительство демонстрировало, что не прервалась «традиция, берущая начало в Киево-Печерском монастыре и продолжавшаяся через Владимир в Москве, а потом и в других городах» [Щапов 2004а: 119]. Даже само место расположения новой московской Успенской церкви – на высокой горе, на крутом речном берегу – соответствовало установившемуся на Руси с древнейших времен обычаю[205] [Лихачев 1985: 21]. Отметим и то, что восприятие традиций, идущих от Киевщины, для Москвы как части Владимирской епархии должно было иметь многолетние корни: уже первый правящий архиерей этой кафедры – Симон – имел, как было сказано выше, тесную связь с Печерской обителью. Эта тенденция сохранялась и в более поздние времена: упомянем здесь лишь еще одного выходца из той же монашеской общины, знаменитого своими литературными произведениями (проповедями), – Серапиона, занимавшего Владимирскую кафедру в 1274–1275 гг.
Вероятно, Иван Данилович уговорил митрополита выбрать свой город местом для погребения [Голубинский 1997в: 139], да и Петр, возможно, сам каким-то образом почувствовал выдвижение Москвы. При этом не следует забывать, что формального перенесения кафедры не было. Просто Петр выбором места своей могилы, так сказать, морально воздействовал на преемников. Последующие митрополиты совсем не обязательно должны были следовать его примеру, однако случилось именно так, на что и делался расчет. При этом достаточно трудно сказать, были ли санкционированы действия Петра Константинополем [Мейендорф 2000: 443]. На наш взгляд, какие-то консультации с патриархом митрополит должен был провести.
В Москве Петр мог рассчитывать и на расширение своих владений от пожалований Калиты [Кучкин 1982: 68]. И. Е. Забелин полагал, что князь передал для жительства Петру свой дворец [Забелин 1990: 66]. Видимо, Иван Московский действительно был достаточно благочестивым и щедрым правителем. В своем завещании он не забыл упомянуть духовенство. Из того же документа мы знаем, что преемник Петра Феогност точно обладал недвижимостью: «А что есмь купилъ село Петровское, и Олексиньское, Вседобричь, и Павловьское на Масе, половину есмь купилъ, а половину есмь сменил (курсив наш. – Р. С .) с митрополитом…» [ДДГ: 10]. Таким образом, митрополиту уже было чем меняться. Однако земельные владения митрополитов еще долго оставались скромными, а потому преувеличивать их не стоит: данные для XIV в. о наличии недвижимости у русских первоиерархов очень скудны. Да и митрополичий двор в Москве по-настоящему был устроен лишь во времена правления выходца из местного боярства Алексея [Юшко 2002: 181, 190, 192].
Митрополит заботился о единстве Русской митрополии, и поэтому нужно было подыскать место для новой ее столицы: Владимир был удален от Южной Руси, и его значение постоянно падало. Вероятно, выбор в пользу Москвы был сделан не сразу. Тверь не подходила по политическим и географическим причинам (удаленность от Киева, отсутствие удобного пути туда). Митрополит выбрал Москву не только из-за ее князей, но, в первую очередь, из-за ее выгодного положения [Борисов 1999: 200–201]. После смерти Юрия Даниловича, чей нравственный облик оставлял желать лучшего, Петр решился соединить свою жизнь с Москвой, которая отошла в руки Ивана Калиты [Карпов 1864: 28; Соколов 1913: 256–257]. Важным мотивом этого выбора был переход великого княжения к Тверским князьям (свирепому Дмитрию Михайловичу, а затем к его брату Александру). Тверь вообще не выпускала из виду борьбу за великокняжеский Владимир. Именно с перспективой такой борьбы произвел между сыновьями раздел своей отчины Михаил Ярославич [Кучкин 1984: 185, 187]. Теперь же Петр резонно опасался новых происков против себя [Борисов 1986: 45–46].
Похороны Юрия Даниловича стали еще одним средством повысить престиж Москвы. В них участвовали кроме самого митрополита епископы Варсонофий Тверской, Прохор Ростовский, Григорий Рязанский, архиепископ Моисей Новгородский [НПЛ: 97, 340]. Формальным поводом для такого собора стала, конечно, хиротония Моисея. Петр хотел собрать епископов именно в Москве, возможно, он несколько затянул поставление, дабы оно совершилось в наиболее выгодное время [Забелин 1990: 72–73]. Об этом могут свидетельствовать слова летописи об избрании Моисея: «Тогда же сдумавше новгородци и игумене и попове и всь Новъгород, возлюбиша вси Богом назнамена Моисия… и возведоша и на сени, и посадиша и въ владычни дворе, дондеже позоветь его митрополитъ (курсив наш. – Р. С.)». Слова «дондеже позоветь его митрополитъ» – не летописный штамп, они отразили реальную ситуацию. В 6782 (1274) г. новгородцы Климента «по преставелнии Далматове послаша в Кыево ставится», в 6807 (1299) г. возвели на кафедру Феоктиста «донде уведають, где митрополит», в 6838 (1330) г. избранного Василия Калику «посадиша и въ владычни дворе, дондеже послють к митрополиту». А в 6867 (1359) г. владыка Алексей ждал «дондеже позовет его митрополит» для посвящения в сан, так как первоиерарх был тогда в Киеве [НПЛ: 97; 90, 323, 99, 365]. Как видим, летопись фиксировала причины ожидания кандидата или его немедленный отъезд для хиротонии. Значит, кандидат Великого Новгорода вынужден был ждать, пока его призовет к себе Петр, который смог извлечь из этого поставления максимальную выгоду для Москвы, собрав в ней небольшой собор епископов, принявших участие в похоронах князя Юрия Даниловича. Подчеркнем, что покойный Московский князь имел перед Новгородом немало заслуг, и участие архиепископа в его похоронах было, скорее всего, искренним выражением скорби горожан. Это отразилось и на тоне летописных записей: «Убилъ бо и бяше въ Орде князь Дмитрии Михаилович (Юрия Даниловича. – Р. С.) безъ цесарева слова; не добро же бысть и самому: еже бо сееть человекъ, тоже и
