ВЕГА

1

Андрей издали увидел брата. Тот стоял у вагона и как-то жалостливо смотрел по сторонам, отыскивая Андрея. «Вот подожду еще минуту и вернусь в поезд», — точно говорил он.

— Владя... Владик! — крикнул Андрей.

Владислав поправил очки и раскрыл рот, да, взял и раскрыл рот, как делал это в детстве. Прямо перед ним, через рельсы, стоял авиационный капитан, странно схожий с братом Андреем, только немыслимо надраенный. Владик пошел ему навстречу. Он шел, осторожно переступая через рельсы. Он шел долго, пока не угодил в клешни брата, — ему стало не по себе.

— Ты чего... так... надушился? — сказал он, отбиваясь.

— Да это... Капа! — засмеялся Андрей, не скрывая радости. Крупные зерна пота вдруг выступили у Владика на лбу.

— Капа!..

— Да... а что?

Но Владик ничего не ответил, только поправил очки и взглянул себе под ноги. Бежали тучи (дождь только что пропел) и отражались в лужицах.

Андрей достал из кармана кожаное сердечко и выпростал на ладонь никелированный ключик.

— Жаль, шоссе не просохло, а то бы домчал тебя минут за десять... — сказал он и подбросил ключик, тот сверкнул на солнце и упал на ладонь.

— Значит, купил все-таки? — сказал Владик и указал глазами на «Москвича», что стоял в стороне.

Андрей улыбнулся — ему приятен был этот вопрос.

— Да, Капка... упросила, — он все еще улыбался. — Знаешь, она у меня любит... щегольнуть...

Владик вздохнул.

— Щегольнуть? Она все еще носит эти юбки «растопырочки»? — спросил Владислав и осекся — как это он решился спросить брата об этом.

— «Растопырочки»? — Андрей рассмеялся. — «Не подходите близко, а то сомнете!» А сама: «Подойдите, подойдите!» — У него определенно было хорошее настроение сегодня, а может, Владик сообщил ему такое настроение своим приездом... Приездом или этими вопросами о жене, которую брат любил больше жизни. — Да, она носит юбки «растопырочки», — старался продлить этот разговор Андрей, теперь уже по своей воле. — Носит... хотя пора уже перестать носить...

— Пора... почему?

Андрей внимательно посмотрел на брата.

— А ты разве не знаешь?.. «Когда полнощная царица дарует сына...»

Владик вспыхнул.

— Не знал... — сказал он и подумал: «Какая она, Капитолина? (Он звал ее так.) Такая же церемонная в своей тафте и остроносых туфлях?» Он вспомнил, как она явилась на первоянварский вечер в школу, обнажив плечи, и вызвала замешательство. Впрочем, в то время как девчонки шарахнулись от нее, мальчишки устремились к ней, почти все мальчишки, — Владика среди них не было. А вообще все началось раньше, много раньше...

И Владик вдруг увидел дом над Кубанью, где обосновались братья Евсеевы, когда Андрей получил назначение сюда, и новую школу через дорогу, совсем новую, с плохо промытыми стеклами, и девушку с распущенными волосами, похожими на золотые дымы Млечного Пути, какими они видны только на Кубани. Тогда Капа не носила еще своих «растопырочек», но была вполне стильной: юбка с накладными карманами, платье, расшитое красным шнуром. «Кто это у тебя?» — спросил Андрей, стягивая комбинезон — он только что вернулся с полетов. «А что... стиляжка, да?» — вымолвил Владик, оробев. «Нет, почему же, — неопределенно ответил брат и предложил: — Владислав, сбегай в магазин, поужинаем втроем...» — «Втроем?» — переспросил Владик, не зная, радоваться ему или огорчаться. «Да, втроем...» — ответил Андрей, теперь уже громко, так, чтобы слыхала Капа, которая была за стеной. Владик смутился: брат мог бы и не говорить об этом сейчас — в конце концов, в их доме девушка. И тем не менее Владя обрадовался: чем плохо сесть за стол втроем?

У него не было причин для беспокойства и после того, как, вернувшись, он застал несколько необычную картину: играл патефон, а брат танцевал с Капой... Владик сидел в углу и смеялся до слез, да, именно до слез, так, что пришлось трижды снимать очки и протирать их. В самом деле было смешно, как Андрей танцевал танго: он не слушал музыку и сбивался с такта, нельзя хорошо танцевать, если не слушаешь музыку. А Капа? Она танцевала здорово! Она была очень музыкальной, Капа. Да, эта ее ритмичность в походке, жестах, в манере держать голову, как держат ее только голуби, чуть наклонив, будто бы подставив солнцу, была от музыки. И обостренное восприятие красивого тоже от музыкальности, хотя иногда Капа и в самом деле выглядела стиляжкой: эти ее платья, расчерченные желто-лимонными, фиолетовыми и алыми шнурами... Кстати, она все шила сама, шила быстро, не боясь ножниц: в одну ночь — новое платье.

В общем, в тот вечер они ужинали втроем. Здесь не было ничего необычного, как, впрочем, ничего не было необычного в том, что брат пошел провожать Капитолину. В конце концов, Владислав сам предложил именно этот вариант: он остается дома жарить бифштексы, а Андрей отведет девушку домой — Андрей уезжает на полеты в четыре и должен подкрепиться надежно, а бифштексы у него не получаются, они у него горят. Ничего подозрительного в этом не было: брат танцевал с девушкой танго и потом пошел ее провожать, а он, Владислав, жарил бифштексы... Подозрение закралось позже, когда однажды душным июньским вечером он вдруг услышал под старой белолисткой на бульваре голос брата и Капы. Правда, Владик слышал только их голоса и ничего не видел, да и мудрено было что-то рассмотреть во тьме июньского вечера, да еще под многослойной кроной старой белолистки.

Сколько ни протирал Владислав свои очки, он ничего не видел, но слышал явственно. Правда, они говорили не о любви, даже наоборот, они говорили о Веге и ее способности указывать дорогу путнику в любое ненастье, но это было слабым утешением. В конце концов, какая необходимость двум молодым людям в такую ночь забираться под крону белолистки и обсуждать тайны Веги? Нет, это было слабым утешением... Помнится, Владик ушел во тьму и, опустившись на камень, лежащий у дороги, закрыл лицо руками. Остро болело сердце, и не было сил подняться. Когда Владя отнял руки, они были мокрыми, и все вокруг размылось и утратило четкость. Нет, не потому, что он плакал (плакать из-за девчонки — никогда).