боюсь. Последние несколько месяцев я жила в ожидании стука в дверь. Как и все мы. И вот мы дождались… – Её голос сорвался, и пальцы Лотты будто сами собой сжали ладонь сестры.

– Прости, что я не с вами, – прошептала она, вложив в эти слова всю свою искренность.

– Мы скучаем по тебе. – Биргит сжала её руку. – Дом без тебя совсем не тот, Лотта. Так тихо. Мы даже больше не поём. – Она печально улыбнулась. – Какие уж мы без тебя сёстры Эдельвейс.

У Лотты вырвался сдавленный смех.

– Это было так давно… когда мы пели в «Электролифте».

– Давно. Почти пять лет назад.

Лотта покачала головой, бессильно пытаясь противиться нахлынувшим воспоминаниям. Она оставила старую жизнь позади, больше не думала об этом. Так было гораздо легче, но Биргит сорвала с петель дверь, за которой всё это хранилось, и чувства вновь нахлынули, и Лотта поняла, как сильно скучала.

– Столько всего изменилось, – тихо бормотала Биргит. – Ты бы сейчас не узнала наш город, Лотта. Повсюду знамёна со свастикой. Нацисты бродят по улицам. Им ничего не стоит арестовать или избить человека. Все вне себя – кто от ужаса, кто от самодовольства. – Она посмотрела на сестру, и внезапно в её взгляде зажглось что-то похожее на любопытство. – Ты ни разу не покидала Ноннберг? – когда Лотта покачала головой, у Биргит вновь вырвался долгий, печальный вздох. – Так странно. Как мало ты, должно быть, обо всём этом знаешь.

– Я и не должна была знать, – чуть сдавленно произнесла Лотта. – Я оставила ту жизнь позади.

– Тем лучше для тебя, – ответила Биргит скорее печально, чем едко. – Учитывая, в каком теперь мы живём мире, я и сама бы не прочь стать монахиней.

– Суть же не в том, чтобы оставить мир, – начала было Лотта, но осеклась. Она повторяла то, чему её учили отец Иосиф и настоятельница, но в её устах эти слова становились ложью. Она оставила мир – и была этому рада.

– Так ты поможешь? – Биргит подалась вперёд, не выпуская её руку. Лотта опустила глаза, посмотрела на их переплетённые пальцы. Всё это – близость, вспыхнувшие давно забытые чувства – давило на неё. Нервы внезапно напряглись, вспомнилась старая боль. Тоска, сомнения и страхи, давно похороненные в глубине души, вновь выплыли на поверхность.

– Да, – прошептала она, не поднимая взгляда. – Я помогу.

Биргит облегчённо выдохнула, разжала пальцы.

– Спасибо. Ты поговоришь с этой Кунигундой?

Лотта тихо рассмеялась.

– Да, но мы не очень-то ладим.

– Разве монахини могут не ладить? – изумилась Биргит, и её брови поползли вверх. – Я думала, вы все должны любить друг друга.

– Да, но… – Лотта вспоминала, как на публичной исповеди рассказала о поведении Кунигунды. Как следила за ней, как осуждала. Всё это показалось ей теперь таким мелочным, что стыд стал ещё сильнее.

– Я поговорю с ней, – пообещала она.

– Нужно спрятать Франца как можно скорее. Если можно, сегодня.

– Сегодня… – Лотта взглянула в окно. Уже сгущались сумерки. – Не знаю, получится ли…

– Это вопрос жизни и смерти, Лотта.

Жизни и смерти. Жизни и смерти Франца, а может быть, даже всей её семьи. Желудок Лотты сжался. Она кивнула.

– Тогда я прямо сейчас пойду её искать.

– Я подожду.

Лотте казалось, что она идет сквозь туман или, может быть, пелену сна. Всё ощущалось острее – стук сандалий по камням, холодный воздух, обжигавший щёки. Свет лился с неба яркими оранжевыми и красными полосами, лиловые сумерки сползали с гор, как вуаль.

Воздух был таким резким, что Лотте захотелось вдохнуть его полной грудью, ощутить, как он наполняет её дыханием жизни. Я жива, подумала она. Прямо сейчас я жива.

Может быть, так и ощущалась храбрость? Как мучительное осознание, ощущение того, что время драгоценно и мимолётно, течёт, как вода, неустанно тикает, как часы отца? Сколько ещё времени у неё будет? Она думала, что умертвит свои земные, плотские желания, но теперь остро их чувствовала. Мне всего двадцать, кричал её разум. Я хочу жить. Я, может быть, уже столько всего убила, но это? Дыхание моего тела, моё сердце, которое так бьется? Я не могу их уничтожить, я не стану этого делать.

Ей казалось, что за последние два года она не открыла для себя вообще ничего нового.

Лотта знала, что сестре Кунигунде сегодня поручили убирать спальню, и уже близилась вечерня. Она быстро шла по коридору, ощущая каждое проходящее мгновение, время, казалось, бежало все быстрее и быстрее.

Сестра Кунигунда стояла на коленях и скребла каменный пол. Она подняла голову, когда вошла Лотта, и холодно произнесла:

– Сестра Мария Иосиф.

– Тебя хочет видеть один человек, – с трудом произнесла Лотта. Напряжённость между ними ощущалась сильнее, чем обычно. – Моя сестра.

Кунигунда вопросительно подняла брови.

– Она пришла, чтобы попросить помочь ученику моего отца, Францу Веберу.

Кунигунда молчала, не сводила с неё глаз.

– Он еврей.

– А, – она медленно кивнула, – тебе нужна моя помощь.

– Моей сестре… – начала было Лотта, но тут же осеклась. – Да.

Во взгляде Кунигунды впервые мелькнуло что-то похожее на уважение. Она поднялась с пола, стряхнула с рясы пыль.

– Твоя сестра здесь?

– Да, в комнате для посетителей.

– Иду. – Кунигунда побрела к двери, оглянулась. – А ты?

Удивлённая, Лотта поднялась на ноги.

– Да… да, я иду.

Едва они вошли, Биргит подлетела к ним.

– Вы Кунигунда? – спросила она.

– Сестра Кунигунда, да. – Кунигунда вошла в комнату, Лотта помедлила, закрыла за ними дверь. – Вам нужна помощь, – сухо констатировала она.

– Да, и как можно скорее. У вас есть… место?

– Да, у нас есть место. – Кунигунда с вызовом посмотрела на Лотту. – У нас всегда есть место.

– Так что мне делать?

– Подходите к боковой двери сегодня вечером, во время вечерни.

– Но вечерня уже вот-вот… – начала было Лотта, но Кунигунда взглядом заставила её замолчать.

– Ждите у ворот. Стучать не надо. Вас встретят.

– Не вы? – с тревогой спросила Биргит. Кунигунда покачала головой.

– Может я, а может нет. Не знаю. Если человек, который откроет ворота, удивится, быстро уходите.

В глазах Биргит вспыхнул страх.

– Хотите сказать, к воротам может подойти тот, кто не…

– Такого быть не должно, но кто знает. Иногда к этим воротам приносят дрова или ещё что-нибудь.

Биргит сглотнула. Кивнула.

– А потом?

– Потом ваш друг может на какое-то время остаться здесь. Конечно, для всех будет лучше, если он как можно скорее покинет монастырь. Конечно, ему необходимы документы. Их мы сделать не сможем.

– Да, я знаю того, кто об этом позаботится. Но что случится потом – куда он пойдёт?

– Это не моя забота, – быстро ответила Кунигунда. – И если на то пошло,