Он вдруг почувствовал восторг, словно ему не терпелось окунуться в эту наполненную серым бытом и весельем жизнь. Однако стеклянная дверь перед ними отражала интерьер кофейни. Особенно бросалась в глаза табличка «Бронь» на столике в северо-восточном углу.

Его пыл мгновенно остыл.

Выбросив окурок, он медленно подошел к столику и сел, подперев рукой щеку и рассматривая табличку. Она стояла там уже очень давно. Когда он поднял табличку, на покрытой пылью столешнице остался едва заметный след. Он достал бумажное полотенце, протер стол и вернул табличку на место.

Бариста не раз спрашивала его, кто забронировал этот столик и почему так и не пришел. А он в ответ лишь улыбался. Даже когда в кофейне не оставалось свободных мест, он не позволял посетителям занять этот столик.

Потому что он был забронирован для нее.

Ему все время казалось, что однажды она снова откроет эту стеклянную дверь и кокетливо улыбнется, как тогда, когда он только познакомился с ней, потом закажет чашку кофе, сядет за этот столик и будет читать книгу.

Постепенно он узнал, что она подрабатывала в библиотеке, готовилась к вступительным экзаменам в магистратуру и, как и он, осталась без отца и матери и ей не на кого опереться в этом городе.

Ничто не могло помешать двум сердцам медленно сближаться.

За прошедшие тридцать лет его беспокойной жизни то были редкие дни покоя. Они были скромны и милы, как влюбленные мужчина и женщина. Очень часто он ощущал ее как острый меч, рассекающий его внешнюю оболочку и пронзающий мягкое сердце. Она вела его по пути исследования, переосмысления и, наконец, понимания и даже убеждения.

Однажды после бурного секса она обхватила его потное лицо и пристально посмотрела в глаза:

– Скажи, что ты за человек?

После минутной борьбы он раскрыл все свои тайны. Выслушав, она крепко обняла его озябшее тело:

– Ты поступил правильно. У тебя есть это право… В этом мире никому не позволено причинять вред другому человеку без причины.

Он неожиданно разрыдался. Неужели все эти годы, когда он терпел, прятался и вел себя как собака, лишь бы выжить, были ради этих теплых объятий?

– Ты сам себе Бог.

* * *

После восьми вечера в кофейню снова пришло несколько посетителей. Он по-прежнему пребывал в своих воспоминаниях и нехотя поприветствовал их. Подав кофе и десерты, оставил их в зале перешептываться или просто посидеть в одиночестве. Сам же спрятался за барной стойкой, где небрежно просматривал бухгалтерскую книгу, изредка выходя на улицу покурить.

Сразу после десяти он повесил на дверь табличку «Закрыто», и постоянные клиенты, зная его привычку, тактично расплатились и ушли. В этот момент мальчик, давно дремавший в углу, проснулся от голода и, громко крича, слез с кресла.

Он погасил в кофейне светильники один за другим, взял ребенка за правую руку, на которой было только два пальца, и медленно поднялся на чердак.

После скромного ужина мальчик вернулся в кровать, где немного посмотрел телевизор, поиграл и вскоре затих. К тому времени как он вымыл посуду и прибрался, ребенок уже крепко спал.

Он укрыл малыша одеялом и спустился вниз. Включив небольшой светильник, оглядел зал и убедился, что все двери и окна заперты, после чего медленно прошел за барную стойку и включил компьютер. Подключившись к интернету и открыв несколько сайтов и форумов, которые он часто посещал, принялся листать страницы, и мышка защелкала в его руке. Вскоре он понял, что его внимание сосредоточено не на страницах. Эмоции, вызванные тем столиком, все еще не утихли.

Он непроизвольно взглянул в северо-восточный угол, где в темноте скрывался тот столик; только белая табличка на нем была смутно различима и, казалось, в молчании смотрела на него.

Все могло быть иначе!

Его сердце бешено забилось, и он, почти не задумываясь, наклонился и приподнял ковер. Под ним находился деревянный люк. Он взялся за латунную ручку с левой стороны, потянул на себя, и под ногами открылось темное квадратное отверстие.

Он нащупал прочную деревянную лестницу и ступил на нее, после чего осторожно пригнулся и спустился. Мысленно сосчитав до пяти, вытянул левую руку, пошарил по стене и коснулся выключателя.

Узкий подвал сразу же наполнился теплым желтым светом. Он спрыгнул с двух оставшихся ступенек и осмотрелся.

Площадь подвала составляла примерно 20 квадратных метров. Потолок, пол и стены были выполнены из ровного цемента, а вдоль четырех стен возвышались железные стеллажи, на которых стояли большие и маленькие коробки, прикрытые плотными темно-синими тканевыми занавесками. Все выглядело аккуратно и упорядоченно. Он уверенно прошел к северной части подвала и отодвинул стеллаж, за которым оказалась железная дверь.

Он достал из кармана ключ и отпер дверь. Края двери были обмотаны тонким слоем поролона; она бесшумно и медленно открылась.

В ноздри ударил странный запах. Наполовину просунувшись внутрь, он потянулся к стене, и вскоре крошечная кабинка тоже наполнилась светом.

Площадь кабинки всего 10 квадратных метров, а стены, выложенные плиткой, хоть и обшарпаны, но в сравнении с предыдущей комнатой выглядят более изысканно. Обстановка простая: с одной стороны в углу расположилась панцирная кровать, на которой стоял длинный пластиковый ящик с инструментами, с другой стороны на полу аккуратно лежало несколько деревянных досок.

Как раз из-за этого укромного уголка он не раздумывая купил эту кофейню. Предыдущий владелец не скрывал, что до постройки университетского городка здесь был салон массажа ног, а точнее притон для занятия проституцией. Наверху делали массаж ног, а затем, договорившись о цене, спускались в подвал. А во внутренней кабинке можно было заняться сексом в ванной, если того желал клиент.

Несмотря на то что эти грязные делишки были тошнотворны, ему нравилось это место. Чем более уединенным и темным оно было, тем безопаснее он себя чувствовал. Как будто эта маленькая кабинка могла вместить его прошлое.

Завладев помещением, он демонтировал деревянные перегородки в подвале и переоборудовал его в склад. Внутренняя кабинка подверглась тщательной дезинфекции и сохранила свой первоначальный вид. Время от времени он заходил и подолгу сидел здесь, наслаждаясь ощущением удаленности от общества. Тишина полной изоляции успокаивала его.

Он принюхался, помрачнел – и тут же направился к доскам.

По мере того как расстояние сокращалось, странный запах становился сильнее. Когда он дошел до досок и присел, его глаза уже слезились от раздражения. Он протер их тыльной стороной ладони и сдвинул доски.

Взору предстал бассейн более трех метров в длину и ширину и глубиной