Я верю. Несмотря ни на что. Да, он причинял мне боль, но еще избавлял от страданий. Если бы его не было все эти годы в моей жизни, она была бы пустой. Что бы я ни говорила до этого, я никогда не смогла бы отказаться от этих чувств и эмоций. Сейчас я это понимаю.

– Мне нужно забрать заявление из полиции, – говорю я, чуть отстранившись, чтобы посмотреть в глаза Шону.

– Ты уже ничего не сделаешь: до них наконец дошло, что это не было самоубийством.

– Я поговорю с Оулдманом и все объясню. Он поймет.

– И что ты скажешь? Что я пришел к тебе домой и сказал, что никого не убивал? Ты знаешь, что они о тебе подумают? Впустила в дом человека, который пытался тебя убить, а потом поверила ему на слово.

Да, звучит ужасно…

Я перевожу взгляд на оконную раму. На улице уже темно.

– Где ты ночевал все эти дни? – спрашиваю я.

– Есть одна квартира за городом, которая не зарегистрирована ни на меня, ни на родителей.

– Наверное, далеко, – я прикусываю губу и обдумываю то, что собираюсь сказать. – Ты можешь сегодня остаться у меня. Мамы не будет до завтрашнего вечера, а полиция точно не будет искать тебя здесь.

Двусмысленный взгляд Шона заставляет меня опустить глаза.

– Я останусь, Лиз, – произносит он.

Это странно… но сейчас я счастлива. Наверное, так чувствует себя человек, которому врачи поставили смертельный диагноз, а потом сообщили, что произошла ошибка.

Шон подходит к кухонному шкафчику, достает вино и уже через несколько секунд протягивает мне наполненный бокал.

Я делаю несколько глотков, глядя в окно.

– Уже поздно, я устала и хочу спать. Пошли, твоя кровать недалеко, – произношу я, направляясь в сторону гостиной.

На самом деле я уверена, что не засну этой ночью. Но я боюсь того, что может произойти, до дрожи в коленях. Лучше нам разойтись прямо сейчас.

Я указываю на ближайшую дверь.

– Покажи свою комнату, – произносит Шон.

Я поднимаю на него взгляд, сомневаясь, что стоит исполнять эту просьбу, но, видя в его глазах что-то теплое и искреннее, иду на компромисс со своим внутренним голосом. Мы поднимаемся на второй этаж. Входя в свою комнату, я тут же окидываю ее быстрым взглядом: да, творческий беспорядок присутствует, но нижнее белье покоится на своей полке. Я сажусь на кровать и перевожу взгляд на Шона, который с интересом рассматривает что-то на моем столе. Присмотревшись, я понимаю, что это мой старый альбом с рисунками, который я почему-то до сих пор не выбросила, хотя давно уже не рисую. Это память о детстве. К тому же там не только мои рисунки: несколько картинок нарисованы Евой, и сейчас они особо дороги для меня. Я больше всего любила рисовать людей.

– Получилось довольно похоже, – произносит Шон, показывая мне один из рисунков.

– На кого? Ведь я не рисовала знакомые мне лица, – говорю я, еще не посмотрев на листок, – только…

Приглядевшись, я замолкаю. Черт. Если бы я вспомнила об этом раньше…

Острые скулы, орлиный взгляд, темные глаза и взъерошенные волосы, аккуратными штрихами отчерченные на бумаге, не оставляют никаких сомнений в том, кто на ней изображен.

Я даже не знаю, почему решила нарисовать его… но помню, как старательно пыталась передать этот образ.

– Да… – признаю я, опуская взгляд. – Я неплохо рисовала.

Шон садится рядом со мной слишком близко. Я боюсь подумать, какие он сделал выводы из того, что сейчас увидел.

– Сколько тебе было тогда? Наверное, четырнадцать. Почему ты…

– Рисовала твой портрет? – закончила я за него эту фразу, решив, что будет невыносимо слышать эти слова из его уст. – Не знаю. Просто захотелось.

– Я думал, ты всегда видела во мне врага, тирана. Но здесь другой образ.

Я поворачиваюсь к Шону, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Иногда мне казалось, что за маской жестокости скрывается другой человек. В определенные моменты я была в этом абсолютно уверена. И… я ведь оказалась права.

Во взгляде Шона я вижу только печаль. Сейчас он сожалеет о чем-то, но никогда в этом не признается.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

Этот вопрос, наверное, нужно было задать по-другому, более точно, но я сразу понимаю, о чем он говорит. Хочу ли я провести эту ночь в разных комнатах. Я разрываюсь на части… С одной стороны, я понимаю: неизвестно, что будет дальше и будет ли у нас возможность увидеться. С другой – одолевает страх. Но… я устала думать о том, что правильно, и скрывать настоящие чувства.

– Нет, – тихо отвечаю я.

Ночь поглощает едва слышное: «Останься».

– Хотел бы я знать, о чем ты думаешь, – задумчиво произносит Шон.

– Это все так странно… и… как будто неправильно, – озвучиваю свои мысли.

Неправильно? Наверное, это не совсем подходящее слово. Противоестественно. Как будто у меня нет моральных принципов и элементарного инстинкта самосохранения.

– Да какая, к черту, разница, что правильно, а что нет, Лиззи! Лишать жизни невинную девушку – вот что неправильно, а еще – делать вид, что кого-то ненавидишь.

Он прав. В нашем сознании давно стерлись границы разумного и перемешались все понятия. И действительно, какая разница? Так случилось, и все. Мы не можем изменить прошлое, но из-за этого делать себя несчастными в настоящем – просто глупо.

– Уже двенадцать, – говорю я, глядя на часы.

Затем открываю шкаф с одеждой, пробегаю взглядом по вещам и останавливаю его на коротких пижамных шортах и майке. Перед тем как выйти из комнаты, я объясняю Шону, где находится вторая ванная, на случай, если она ему нужна.

Я наслаждаюсь спокойствием и уединением с собственными мыслями в душевой кабинке намного дольше, чем обычно. Посмотрев на себя в зеркало, я замечаю, что выгляжу неплохо – синяки под глазами от бессонных ночей постепенно исчезают, во взгляде появляются прежние искры. Я становлюсь похожей на прежнюю себя.

Тихо вздохнув, я решительно открываю дверь, чтобы снова ощущать ураган эмоций, противоречий и неуверенности.

Открыв дверь, я вижу Шона, стоящего посередине комнаты и о чем-то глубоко задумавшегося. Мой взгляд невольно останавливается на его мышцах, все время скрывающихся под майкой, которая сейчас висит на спинке кресла.

– Милые шортики…

Услышав эту фразу, я резко поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Шоном. На его губах – легкая, чуть насмешливая улыбка. Я молча стою возле двери и не знаю, что делать дальше. Со мной очень