– Что значит не позволишь…

В мыслях всплывают слова Мии. Действительно, у нее в доме были только друзья Шона. А он с ними уже год как не общается… Да и зачем ему забирать телефон девушки? Он мог легко обойтись и без него.

– А страница дневника? Записка. И… тебя не было в клубе в девять часов!

– Я не хотел, чтобы ты видела эту запись. И даже мысли не было, что ты такое можешь подумать… Ни о какой записке я не имею понятия. И… Тебя тоже не было дома в это время. Мы оба солгали.

– Да, но… откуда ты это знаешь?

– Наверное, есть только один ответ. Там, где тебя не было в это время, был я.

«Он был какой-то странный, будто сам не свой, сказал, что ему нужно сделать что-то очень важное, выпил залпом весь бокал и ушел…»

– Ты ехал ко мне после клуба? Зачем? – я понижаю голос, будто надеюсь, что Шон не услышит эти слова и не ответит на них.

На самом деле могли быть сотни вариантов… Кайла могла перепутать время. На вырванной странице дневника могло быть написано все что угодно. Записку мог подбросить любой из присутствующих… Или нет? Слишком много совпадений.

– В какой-то момент я ведь тоже подумал, что ты могла… – тихо произносит Шон. – И ведь на это были причины. Твоя ложь. Отсутствие алиби, у единственной из присутствующих. И эти странные взгляды, связь с Брендоном.

Я начинаю нервно смеяться.

– Связь? Чего? Брендон – мой лучший друг.

В голове постепенно складывается цепочка… даже думать не хочу о том, какой вывод можно сделать из двух фактов, которые назвал Шон.

– Ты до сих пор не поняла? Нами кто-то очень умело манипулировал, Лиззи. Настроил друг против друга, зная, что в таком случае будет только один исход.

Я несколько секунд смотрю ему в глаза, не произнося ни слова. Звучит очень правдоподобно. Только…

– Я не знаю, могу ли тебе верить, – шепотом произношу я, кусая губы. – Шон… я должна увидеть страницу дневника. Что произошло на самом деле?..

Он, лишь секунду помедлив, вытаскивает из внутреннего кармана кожаной куртки свернутый в несколько раз листок и протягивает мне.

В ту ночь…

«братик был свидетелем несчастного случая. Парень из его компании в почти бессознательном состоянии толкнул мужчину, который грозился вызвать полицию, пытаясь отобрать у него телефон… и этот человек ударился головой об угол лавочки. Он уже не дышал. Ребята испугались и ушли, не вызвав ни полицию, ни скорую. Но на Шона повлияло не только это событие. Той же ночью произошло кое-что еще… Он сделал больно Лиз, которая искренне пыталась помочь, и за это себя ненавидит. Я не была удивлена, услышав это. Я всегда знала, что в душе, не признаваясь в этом даже себе, Шон испытывает к Элизабет сильные чувства».

Дальше идет запись от следующего числа.

Я смотрю на листок, перечитываю последнюю строчку снова и снова, боясь поднять взгляд. Эти секунды кажутся вечностью…

– Давай пропустим стадию «ой, как неловко», – произносит Шон и после паузы, длящейся несколько секунд, добавляет: – Я перед тобой виноват, Лиззи. Я постоянно причинял тебе боль. В первый раз, когда я увидел тебя, ты показалась мне не такой, как все. А потом ты уронила торт на мою любимую рубашку, и я почему-то решил, что ты сделала это намеренно. Что-то такое было в твоем взгляде… он будто всегда смеялся. А дальше все как-то пошло само собой. У нас были очень странные отношения. Мне было интересно наблюдать за твоей реакцией на мои колкие слова: в твоих глазах загорались искры. И главное, ты смотрела так только на меня. Я уже тогда что-то чувствовал, только не понимал, что именно. Мне хотелось, чтобы ты была рядом, чтобы смотрела на меня так, как ни на кого больше, но я не мог переступить юношескую гордость и изменить привычки. Между нами вырастала стена, становилась все толще, и лишь иногда она разрушалась – такие моменты я любил больше всего на свете. Я привык, что мне достается все, что я хочу. Деньги, девушки, машины… И вот происходит такое… я злился на себя, но на тебя еще больше. Хотел подавить в себе это чувство, но ничего не получалось! И… я ведь привык всегда быть сильнее. А ты не ломалась и этим выделялась среди других. Потом ты начала встречаться с Максом, и тогда мне стало казаться, что я ненавижу тебя. Такую неприступную и идеальную во всем.

Лишь в этот момент я решаюсь поднять взгляд.

– Идеальная во всем? Поверь, это не так. Я бываю высокомерной, вспыльчивой и имею ужасную привычку влюбляться в придурков!

Уголки губ Шона приподнимаются, взгляд становится ясным. Какая-то часть меня жаждет сократить расстояние между нами, а другая все еще чувствует исходящую от него опасность.

– Это все может быть ложью, игрой, – пристально глядя на меня, произносит Шон. – Здесь нет фактов, есть только десятки разных вариантов произошедших событий. Суть в другом. Ответь мне на один вопрос: ты мне веришь? Не фактам и доказательствам, не логике. Ты можешь довериться мне?

Он прав. Мы не можем ничего друг другу доказать. Макс говорит, что нужно опираться на факты, но что делать, если они противоречивы? Сейчас я ставлю на кон свою жизнь. И даже если я ошибусь, для меня этот выбор останется правильным.

– Я верю, – произношу я. – Но как же я могла подумать… Прости…

Я подношу ладони к губам, осознавая, в чем обвиняла Шона, и представляя, через что сейчас проходит он. Неуверенные шажки навстречу друг другу сменяются стремительным рывком, сдержанность – теплыми объятиями. Я и не знала, что даже в таком аду есть место для счастья. Я прижимаюсь щекой к его груди, не думая ни о чем и просто наслаждаясь этими секундами: когда не нужно быть сильной, испытывать неловкость, грусть или злость; мечтать быть ближе и в то же время отталкиваться друг от друга, как одинаковые полюса магнита. Просто быть рядом…

– Мы ведь чуть не убили друг друга на этих гонках, – тихо произношу я.

– Я был уверен в том, что ты освободишь дорогу.

– А я в том, что ты остановишься. Мы просто идиоты…

– Зачем ты ездила под другим именем? Зачем ты вообще участвовала в гонках? – спрашивает Шон.

– Помнишь, ты однажды сказал, что мне слабо?

Шон тихо смеется, а я с улыбкой на губах слушаю его смех.