и он станет умолять тебя вернуться к нему. Так вот, ты не сразу ему отказывай, ты подумай сначала. Он тебя любит, а я теперь полностью на твоей стороне. Именно в тебе мое будущее и смысл жизни. С тобой мне не страшно жить и умирать, и все мои хлопоты тоже не зря… И да, я готова сидеть со своими внуками с утра до ночи и хочу, чтобы они были именно тобой рождены. Я как та самка кита в менопаузе… у меня появится смысл жить дольше. Вообще – жить.

Договорив эту фразу, она поднялась и быстро ушла, даже не попрощавшись.

Некоторое время я сидела в полном ошеломлении. Речи Елены Андреевны меня растрогали и испугали. А правда, что произойдет, если я вдруг решу вернуться к Илье?

Ведь с Ильей меня связывает целых десять лет жизни. А тут Саша… хороший и добрый. Услужливый и щедрый. Но целых десять лет с Ильей тоже не прошли даром. Я теперь знала о том, какой Илья в расставании, я знала обо всех его «демонах». А каким будет Саша, если мы с ним расстанемся? Какие «демоны» вырвутся вдруг из него?

Я просидела в палисаднике почти до темноты, пыталась рассуждать логически, но так и не смогла прийти к какому-то определенному выводу. Абсолютно патовая ситуация без выхода!

Почему я вдруг опять взялась сравнивать Сашу и Илью?! Потому что знаю Илью уже десять лет, а с Сашей мы только с зимы вместе? Да как бы не так, я не знала Илью, я не понимала его, не замечала многого… У него была своя жизнь, отдельная и тайная от меня – с этими девушками, с которыми он пытался сойтись…

Но Саша не абьюзер ли, ведь он действует точно по технологиям, описанным во многих источниках, где рассказывается о нарциссах, газлайтерах и абьюзерах. Они кажутся сначала очень заботливыми и внимательными, эти темные личности, а потом жертва, то есть женщина, которая им доверилась, оказывается полностью отрезанной от мира. Попадает в западню.

Я буквально заставила себя вернуться домой.

Обнаружила Сашу у плиты, он готовил ужин – рыба на пару и салат из свежей зелени.

– Привет, детка. – Он мимоходом чмокнул меня в щеку. – Ужинать будем? Или вы с сестрой уже успели где-то перекусить?

– Ужинать будем, – сказала я.

Он сервировал стол – красивые тарелки, красивая еда на них, электрическая свеча, безалкогольное вино в бокалах – мое любимое, недешевое, вкусом как настоящее…

– Ну, за нас. – Саша чокнулся со мной бокалами. Я отпила из бокала, поставила его на стол. Просто сидела, уставившись на свечу. – Даш… очнись! О чем ты думаешь?

– О школе, – вдруг вырвалось у меня. А ведь я и в самом деле, оказывается, непонятно отчего взялась думать о школе.

– Это ты к чему? – удивился он.

– Я преступница? Ведь я писала за своих одноклассников контрольные и домашку. Да еще за деньги.

Саша помолчал, потом спокойно начал:

– Такие вещи и должны делаться только за деньги, а не по доброте душевной. И вообще, тебе не кажется, что школа сейчас почти ничему не учит, а чтобы школа учила – это должна быть какая-то элитная школа? А обычная средняя школа – это такая большая камера хранения, куда родители скидывают детей, уходя на работу? Половину времени учителя там заняты отчетами, половину – опросами. Не объясняет там ничего особо. Да и многие вузы тоже «не догоняют», что называется, порой знания устаревают быстрее, чем студент успевает окончить вуз…

– А ты это к чему? – спросила уже я.

– Те, кому ты помогала с домашкой, а потом с курсовыми – что с ними стало, с этими людьми?

– Ничего. Неплохо живут, как-то сумели устроиться.

– А твоя сестра? Она сама все делала во время учебы?

– О да! Ирина была отличницей. Ее всегда хвалили. И в школе ее хвалили, и в первом вузе, и когда второе образование она получала, ее тоже хвалили… Но она недовольна тем, как устроилась ее жизнь.

– А потому что во взрослом возрасте, в работе, все иначе. Все ее положительные качества, как-то: усидчивость, аккуратность, вежливость и так далее, оказались невостребованными, ибо надо было быстро соображать, быстро думать и принимать решения.

– Ну да, она терпела, страдала, много плакала. Жаловалась на работу и на работодателей… что не ту специальность выбрала и все такое… – вынуждена была я признать.

– Каждый сам за себя решает – списывать или учить самому. К тому же это ведь гордыня, Даш, когда ты думаешь, что способна управлять людьми, что от твоих поступков рушится весь миропорядок. Хотя, наверное, многие мне бы сейчас возразили – разве можно поощрять списывание и чужие курсовые… но, блин, это же про так называемые гуманитарные дисциплины… А не про медицину или точные науки. От того, что ты кому-то помогла с дубом из «Войны и мира» Толстого, мир не рухнет. И курсовые ты за деньги писала тоже по гуманитарным дисциплинам, я знаю. Тут проблемы у самой системы образования, а ты себя за ее косяки винишь. Ну как так, ты без высшего образования – а пишешь курсовые за того, кто учится в вузе? И вообще. Если так, то и родителям не надо делать за детей все эти поделки и презентации, которые требует школа…

– Зло – оно начинается с мелочей, – вяло произнесла я. – Я не человек, я «призрак», если ты помнишь. Я вместе с Фиделем обманываю читателей. Если бы кто-то узнал обо мне, то люди бы меня со свету сжили бы. Захейтили бы точно.

– Это не самые страшные преступления. Это вообще не преступления, а особенности искусства, науки и прочего – во все века… – с яростью произнес Саша. – Поют не певцы, пишут не писатели, за иного блогера пишет бригада копирайтеров. Ученые приписывают себе открытия своих учеников. Ванга на самом деле не изрекала откровений, это был целый проект тогда, говорят… Даже в Пушкинском музее стоит не настоящий Давид Микеланджело, а его копия… Не из мрамора даже, а из гипса! Бюст Нефертити, который археологи нашли сто лет назад, – возможно, подделка!

Он наконец смог выдохнуть после своей пламенной речи.

– Ты обо мне кому-нибудь рассказывал? – кротко спросила я Сашу и посмотрела ему прямо в глаза. – Что я литраб?

Он некоторое время молчал, глядел не моргая. И произнес вдруг просто и спокойно:

– Даш… Если ты кого-нибудь убьешь, я помогу тебе закопать труп.

– А вдруг я убью хорошего человека? – возмутилась я.

– Ты ведь ангел. Ты не убьешь кого-то