с углями, и, что уж там говорить, пообниматься с женой. Да и дорога была в основном наезженная. Ладога, после фактической потери Новгорода, стала основным торговым городом севера, не считая, конечно Архангельска. Но туда рисковали заходить только англичане, умевшие преодолевать капризное Белое море. Конечно, купцы в Ладогу ездили больше шведские, да голландские, но и то, торговля все же шла. Основные силы поляков стояли под Смоленском, понимая, что только чуть отступи и займут русские важный в стратегии город. Так что дорога была пока безопасна. Анна чувствовала себя хорошо, только жаловалась, что ее укачивает в подскакивающем на ухабах возке. Когда выпал обильный снег и пришлось поставить полозья, для чего остановились на целый день в Боровическом погосте, почти восстановленном после большой битвы между поляками и шведами, прошедшей менее 2х лет назад. Заодно отдохнули, посетили свято-Духов монастырь, где и переночевали в монастырском странноприимном доме, Княжич с женой — в палатах для знати, дружинники — в общих кельях. В баню сходили, выспались на нормальных кроватях, не на лавках в крестьянских избах. По санному пути дорога была приятнее и ровнее, но Аннушку все равно укачивало, даже останавливать возок приходилось.

— Съела я что-то не то, что ли, — причитала она, — тошнит и тошнит! Надо бы травницу какую найти, травок купить. Отвар-то я сама приготовлю!

Травницу нашли, в следующем большом селе, погосте на Вышнем Волочке — волоке из Мсты в Цну. Расспросила она Анну, покачала головой, и сказала:

— Девонька, ты же сама ведунья, силу я твою чувствую, как же сама не поняла! С мужем давно живешь?

— Так с весны, только он на войну уезжал, только десяток дней, как вернулся.

— А крови когда у тебя быть должны?

Анна по загибала пальцы, подсчитывая, и ахнула.

— Пять дней как должны были, нету.

— Прислушайся к себе, посмотри себя изнутри, ты же баб наверняка смотрела, поймешь.

И тут Анна ощутила внизу живота как бы маленький светлячок. Точно, есть!

— А почему тошнота так рано? Обычно после первого месяца! Неужто с ребеночком что-то не так!

— Все так, деточка, все так. Дорога тебя немного растрясла, да и дар у твоей дочери сильный, вот она и беспокоит тебя. Муж-то одаренный, или нет?

— Одаренный, чародей он, не колдун.

— Вот, а в твоем дите две силы — чародейская и ведьмовская соединились. Ничего, скоро успокоится. Как доедите, так все на свои места встанет. Ты еще беспокоишься, как тебя новая родня примет. Пустое. Такую красавицу, да одаренную, как не принять! И кровь у твоего мужа сильная. У матери его сколько детей?

— Двенадцать, и только одного потеряли. Поляки в бою убили. А Миша мой — последний.

— Последним сыновьям обычно все материнские таланты переходят. Это только мужики считают, что дети только от баб зависят. Может ли зачать жена, или нет. От них тоже. Значит, будет у вас столько детей, сколько ты сама захочешь. Хоть один, хоть пять, хоть десяток. Травки-то знаешь, наши, бабьи?

Анна покраснела и сказала: — Знаю, бабушка научила.

— Ну, вот и ладно. Второго ребеночка лучше не ранее, чем через год после первого заводить, и то, что пока грудью кормишь, зачать не выйдет, неправда, не мешает одно другому. Травки, как мужа подпустить решила после родов, сразу принимай! Сейчас дам я тебе травки от тошноты, а отвар ты сама сваришь. Его лучше еще теплым принимать. Тошнота и пройдет. Мужу пока ничего не говори, изведет заботой так, что света божьего не увидишь. Знаю я таких. На подъезде к Москве обрадуй.

— Спасибо, тетенька. И отвар сварю и потерплю до Москвы. Мишу же ненадолго отпустили, только за мной съездить, потом его служба государева ждет. Нельзя нам задерживаться.

— Вот и ладно. Счастья тебе, княгиня.

— Не княгиня, княжна.

— Княгиней будешь. Верь мне. Я будущее всегда вижу! Ступай с Богом, да мужу много не раскрывай. Не всегда мужикам женские тайны знать полезно!

Поехали дальше потихоньку. Аннушка до Москвы не дождалась, в Твери мужу весть радостную сказала. Миша озаботился, ехать приказал чуть ли не шагом, несмотря на возражения жены. Так что оставшиеся почти 120 верст до Москвы тащились едва ли не дольше, чем ехали от Ладоги до Твери. Наконец, прибыли. На крыльцо Михаила высыпали встречать все пребывающие в вотчине члены семьи. Впереди мать с отцом, потом братья по старшинству. Он с Беса спрыгнул, и сначала Анне помог вылезти. Подошли к крыльцу, поклонились, представил Анну Михаил, как положено. Наталья подхватилась, невестку в объятия заключила, потом вертеть, рассматривать стала.

— Ах, красавица писаная! И фигурка ладная, к деторождению способная! Когда внуками порадуете?

— Через девять месяцев, маменька, — пояснил Михаил, — поэтому и ехали от Твери до Москвы почти шагом, что бы дитю не повредить.

— Наталья, — прикрикнул князь Константин, — заканчивай невестку тискать! Веди в покои, пусть переоденется с дороги, да в баню.

Я с Михаилом переговорю, тоже в баньку сходим, да и за стол. А вы все, — цыкнул он на столпившихся за ним на крыльце сыновей с женами, — не смущайте молодую, за столом разглядите!

Так что смутившуюся, от обилия родственников мужа Анну повлекли в терем Наталья и, на правах старшей невестки, Алена. Показали их с Михаилом комнаты, представили прислугу, сенных девушек. Анна попросила пригласить ее Дашку, познакомить. Познакомили. Потом все вместе в баню с дороги пошли. У Муромских не было принято мыться всем вместе, по старым обычаям. Женщины и мужчины мылись порознь. Анна попросила сильно не поддавать, за ребенка беспокоилась, Наталья успокоила — у них мыльня и парная отдельно. Кто парится не хочет, тот просто моется. Вот она, например, с возрастом хуже стала жар переносить. Анна обрадовалась: — Как у дедушки!

— А бабушка твоя, Анна с вами не поехала? Ты ей отпиши, что ежели, боится, что нас стеснит, то ты видишь, сколько у нас народу. Еще одного человека мы и не заметим.

— Нет, тут в другом дело. Миша с ней говорил, она все ему объяснила. У меня со стороны отца две семьи родственников есть, Они в свое время с Лжедмитрием связались, за что их Василий Шуйский имущества лишил. Оставил по деревеньке. Так они все время к нашим богатствам подбирались. Пока батюшка был жив, он им спуску не давал, а как убили его и братика, попробовали к маменьке