Михаил насторожился.

— Анна, и где ты с этим кавалером познакомилась?

— Сердишься?

— Нет, тревожусь. Сдается мне, этот несчастный франк шведский соглядатай. Иначе давно бы с купцом каким уплыл. Да и в контракте наемника есть условие, что если возьмут кого в плен, то выкупить должны. Темнит что-то твой кавалер!

— Да какой он мой! Два раза на улице поговорили.

— Ты что, одна ходишь?

— Отстала от бабушки, с девушками знакомыми разговорилась. А ходим мы здесь безбоязненно, нас же все знают! А ты что, ревнуешь, Мишенька? Пустое!

— Ладно, ну его, этого франка. Давай о своих. Гашка что, так кавалера не нашла себе?

— Нет. Бабушка уже ее пару раз знакомила. Положительные люди, один приказчик у купца, второй — каменщик. Так ни один не понравился. У одного, вдовца, каменщика пятеро детей. Ему хозяйка нужна, а Гашка ни готовить, ни дом сама вести не умеет. Вот руководить прислугой, это да! Тут против нее не пойдешь, страшно. А второй, сказала — старый. Ему нянька нужна на старости лет, что бы под ручку водила, упасть не давала. Так Гашка бобылкой и живет. Мы ее с собой увезем, ключницей у нас станет! Такая ключница на вес золота!

— Конечно, куда без Гашки? И бабушка твоя с ней расстаться не захочет!

— Ты знаешь, бабушка не хочет с нами ехать! Говорит, не хочет жить приживалкой в чужом доме!

— Куда же мы без бабушки? Надо уговорить. И знаешь, познакомь меня с этим кавалером, Сейчас встану, проверю свой отряд, еще раз позавтракаем и пойдем, пройдемся по Ладоге. В церковь зайдем, в ту, что на холме. И тут сапожники есть? Мне нужно срочно зимние сапоги заказать. Твоего отца обувь мне все-таки великовата Здесь походить еще можно, с двумя носками, а вот в дорогу нужно удобные, я уже на своем опыте это понял.

— Конечно, есть! Зайдем обязательно.

— Тогда я встаю, в ты полежи еще. Отдохни!

— Тогда, давай ты меня утомишь сначала, а потом я отдыхать буду!

Ну как отказать любимой, да еще после долгой разлуки! Пришлось утомить самым приятным способом! Так что из постели молодой муж выбрался, когда весь дом уже проснулся. Пошел к дружинникам. Парни наелись, выспались, и сейчас все вышли на улицу, под навес и дружно приводили в порядок вооружение и доспехи. Всем были довольны и уже перемигивались с как будто случайно пробегавшими мимо них сенными девушками. Михаил погрозил им пальцем, и предупредил, что безобразий не потерпит. Девушек обижать нельзя, не в чужом доме живете. В ответ на тихий ропот с намеками, насчет бурной ночи, резко заявил, что он ее провел со своей законной женой, венчанной. Так что если есть желание, милости просим, под венец! Церквей вокруг много, обвенчают! Парни сразу скисли, и прыть уменьшили. Десятник спросил, как здоровье, боялся он, что перемерз княжич, заболеет. Обрадовался, что обошлось. Михаил спросил, где Николай. Оказалось еще в доме, хотел поговорить с ним и со старой боярыней. Миша прошел на конюшню, проведать Орлика. Конь выглядел лучше, схрумкал половину яблока, корм ел с аппетитом, конюх, обрадованный, что у него появилась работа, предложил немного его прогулять, потом промыть копыто приготовленным боярыней отваром и сделать «башмачок» с лечебными травами. Михаил согласился. Бес отдохнул, отъелся, встретил его радостно, тоже принял половину яблока. Убедившись, что кони в порядке, вернулся в дом и налетел на Николая. Тот тоже поинтересовался, как здоровье княжича. Видно вчера он здорово переполошил своих боевых товарищей. Обрадовавшись, что все хорошо, попросил несколько минут переговорить.

Михаил не мог отказать старому воину, но не знал, куда бы направиться, что бы не маячить на глазах у снующих по терему слуг. Николай предложил пройти в каморку, которую им с Денисом выделила Агафья, он сложил там своею амуницию, а спали они вместе с дружинниками.

Вошли, сели на нары, предназначенные для сна. Николай сидел, повесив голову, и как-то не торопился начинать. Было видно, что ему трудно начать разговор. Он решил помочь.

— Что случилось, дядька Николай? Что тебя беспокоит?

— Вы только скажите, княжич, это правда, что вас к Аглицкому королю весной пошлют?

— Не уверен полностью, что к королю, но, скорее всего, пошлют в Европу.

— Эх, незадача! — совсем поник старый воин.

— Да объясни ты мне, в чем дело, может, чем помочь смогу.

— Думал я, при вас остаться удастся. Может, снова на воеводство пошлют, тут я и пригожусь! А в Европах я вам без надобности!

— Не в том дело, Николай, что в Европе, если бы я при посольстве там был, взял бы тебя с собой, но, скорее всего, я сам по себе буду. И не с русским именем, а с франкским, или с аглицким. Понимаешь, что это значит? Не могу я взять тебя даже слугой. На годится физиономия твоя рязанская, да и языков ты не знаешь, не удастся за иноземца выдать.

— Шпионом, значит?

— Можно и так назвать. Нам сейчас как воздух мир необходим, на каких угодно условиях, вначале со шведом, те сами не прочь его заключить, им с поляками потягаться хочется, споры у них давние. А что бы переговоры хорошо провести, надо знать, какие настроения, в войсках, у знати, у королей, наконец. Так что, скажем так, разведка нужна. Понял?

Николай кивнул.

— Вон, мне даже волосы Шереметьев стричь запретил. Сказал, отращивать. Там мода пошла на длинные волосы. Но, по-моему, ты мне не все говоришь. Давай, выкладывай все, что на душе.

— Так как бы это выложить, чтоб вас не обидеть?

— Считаешь, я обидеться на прямую речь могу? На правду? По-моему, ты со мной достаточно времени провел, что бы узнать.

Глава 26

— Хорошо, правду, так правду. Но не обижайся, княжич, щадить не буду! Так вот, когда мы после того боя у Острочей в Устюжен воротились и весть о вас в Москву передали, то и гонцов, и всех выживших наказали, кроме меня. Разогнали по дальним гарнизонам, куда Макар телят не гонял. Я раненый лежал, тяжело. А наказать, прежде всего, должны были меня. Я же начальником всей стражи был. Но приехал ваш батюшка, да Шереметьев, велели лежать тихо и не высовываться. А гонцам