— Да, помню, они с Михаилом Романовым добрые друзья были. Только Михаил расторопнее оказался, Анну буквально из-под носа у царя увел. Видела я, какими глазами тот на нее смотрел. Да только зря. Правильно Аглая все сделала, что связала их, Анну и Михаила. Не знаю, что было бы, если бы ее Михаил Романов получил. Я потом у боярыни спрашивала, она и призналась, что Аня могла царю достаться. Но он мог с ней инициацию не пережить. Слабенький, без дара. Высосала бы она его. И сама бы пропала, обвинили бы в цареубийстве, и опять в России драка за власть началась бы. Умная она, Аглая-то.

— А здесь, я так понимаю, воевода своего сынка ей подсовывал? Не стал бы он козни строить против Миши! Не понравились мне его вопросы. Подвох какой-то искал.

— Слаб Воевода против Михаила, тем более, что он Шереметьеву нужен. Сейчас главное — замириться со шведом, а потом — с поляками. Так что побурчит и отстанет. Что бы козни плести капитал нужен, а у воеводы в кармане вошь на аркане. Так что не станет он с Муромскими связываться. Скорее попросит за сынка похлопотать. Отговори княжича. Ленив и бестолков сынок у воеводы, тот его никак из-под матушкиной юбки вытащить не может. Так что пусть не соглашается княжич ему протекцию составить. Плохо это может закончится для его репутации.

— Понял, предупрежу. Но, думаю, княжич сам уже все понял. Нюх у него на такие вещи. Недаром сразу почуял, что в Лебедяни предательство. Не потащил бы меня разговор бывшего воеводы подслушивать, пропали бы. Я еще возмутиться хотел, что подслушивать нехорошо, а потом такое услышал! Спросить хочу, ты то сама откуда будешь, как к боярыне попала?

— Лесника из деревни Рыбежка я дочь. Старый боярин Юрий с моим отцом можно сказать, дружил. И когда я родилась, крестным отцом стал. Поэтому и назвали меня таким имячком — Аграфена. Все в деревне удивлялись. Я даже выговорить его не могла в начале, так и повелось — вначале Гафка себя называла, потом как-то, само собой в Гашку превратилась. А боярин перед смертью просил жену меня не бросать, в люди вывести. Вот она и взяла меня к себе. Только я по дому почти ничего не умела. Она меня учить пыталась, а я больше мужскую работу уважала — охоту, рыбалку, дрова колоть, чинить что-то, забор там, дверь. Барыня все причитала, что я не девка, а мужик. Но когда нам бежать от шведа пришлось, она мои таланты и оценила. Мы в той избушке всю зиму прожили, никого не видели. Договоренность с дядей моим, старостой была, что они к нам не ездят, что бы дорогу по снегу не торить. Только в тот день, когда к нам парней занесло, решилась боярыня меня в деревню отправить, новости узнать. Понадеялась, что следы быстро растают на весеннем солнышке. А тут пурга! Вернулась только на другой день. Так с отроками и познакомилась. Думаю, им повезло, что Аня за меня переживала, все прислушивалось, иду я, или нет. Так и услыхала крик о помощи. У Михаила тогда силы совсем кончились, пять саженей до крыльца доползти не смог.

— То есть ты никакими кабальными записями с боярыней не связана?

— Нет, все по обоюдному согласию. Только я от них теперь никуда. Срослась с их семьей, как породнилась. Это крепче кабалы держит.

— А если бы кто замуж позвал?

— Кого? Меня⁇ Да кто такой смелый найдется? Ты посмотри на меня! То ли мужик, то ли баба!

— А если найдется?

— Боярыня препятствовать не будет. Она мужу обещала, если смельчак найдется, замуж меня выдать и приданым одарить. Ха! Меня замуж! — внезапно Агафья стала серьезной и задумчивой — хотя, конечно, мечтаю иногда, что встречу человека хорошего… ребеночка заведу, свой дом… Хотя мечты это все глупые! Все, спасибо за беседу, воин. Пошли спать! Разбередил ты мне сердце мечтами пустыми. Ты куда пойдешь, в каморку, что я для вас с дядькой Денисом приготовила, или в общую комнату для воинов? Денис к воинам пошел.

— Ну, тогда и я туда же. Только ты каморку-то не занимай, я там амуницию приспособлю хранить, хорошо?

— Оставлю за вами. Только ты постель сам переноси, умаялась я сегодня, а завтра тоже хлопоты, надо начинать к отъезду готовиться! Девять дней отметим, тогда и ехать можно.

Глава 25

Анна повела Михаила к себе в спаленку. Больше всего усталое тело требовало лечь, завернуться в одеяло и уснуть. Он просто чувствовал подкрадывающуюся к нему болезнь, ту самую, лютую, ведьмой-травницей предсказанную. Пока ее видение будущего сбывалось. И Анна жива-здорова, и кавалер имелся, правда, ледащий, плохонький, но кавалер. Значит, и он заболеет. Анна вылечит, но, как ведьма сказала, совсем на грани. Дар же волновался, чувствовал рядом его суженую, требовал слияния. И Михаил пересилил немощь тела. Постарался забыть о начинающемся ознобе, ломоте во всех костях, головной боли. Не поддастся он хворости. Соединится с женой вопреки всему! Может, это в последний раз! Поэтому, закрыл дверь поплотнее, вспомнив о первой ночи, когда ворвалось к ним Аглая в самый неподходящий момент, повернулся к Аннушке. Та прижалась к нему, обвила руками, словно лоза гибкая. Забыта была вся хворость и усталость. Они оба словно горели, торопясь слиться в единое целое. И в момент наивысшего слияния, слились вместе не только тела, и души, но и два сильных дара. Показалось Михаилу, что опалило его изнутри, а по жилам потек жидкий огонь, выжигая и болезнь подступающую, и холод промозглый последних тяжелых дней, и усталость от трудного пути. И, после самого финала они не разорвали объятий, а вместе провалились в глубокий сон. Проснулись тоже одновременно. Свеча на столике почти догорела, остаток фитилька плавал в лужице растопленного воска. Анна тихо высвободилась из его объятий.

— Куда, лада моя — тихо прошептал Михаил, боясь спугнуть волшебство момента.

— Свечу сменить.

— Зачем?

— Видеть тебя хочу.

— Не нагляделась за ужином?

— Нет, смотрю и наглядеться на тебя не могу, Мишенька, любый мой, единственный. Говорила мне бабушка, что ведьмы в нашем роду любят один раз, не верила. А теперь поняла, так и есть. Один раз и на всю жизнь.

После такого признания оставалось только целоваться и все повторять сначала. В этот раз проснулись под утро.