I

Ещё три дня ходил Ардашев к судебному следователю. Елена Константиновна сумела замять «завладение дворянином Ардашевым Климом Пантелеевичем чужим оружием», а дутое обвинение в проведении незаконного расследования превратилось в «помощь следствию». Полицмейстер, закадычный друг покойного Папасова, лично поблагодарил студента за «содействие в задержании опасного преступника», подписав благодарственное письмо в столичный университет. Словом, гроза миновала. Ардашеву не пришлось вызывать телеграммой столичного следователя. За него это сделали местные служители Фемиды.

Болотов, он же Скрябин, безмолвствовал и вину в трёх смертоубийствах и поджоге суконной фабрики не признавал. Находясь под охраной в больнице, ему стало известно от врачей, что проживёт он ещё месяц-два. После этого арестант так разоткровенничался перед судебным следователем, что тот едва успевал макать перо в чернильницу.

По словам подследственного, в 1869 году он закупил заграничное оборудование на свой кожевенный завод. Именно тогда к нему и обратился Папасов с предложением о продаже предприятия. Получив отказ, молодой грек, только что женившийся на дочери банкира Александрова, не успокоился и начал скупать векселя несговорчивого дворянина. Имея на руках чужие долги, Папасов предъявил их к оплате. Погасить задолженность Болотов не мог, но он рассчитывал на кредит, ранее обещанный банком, который возглавлял Александров. В решающий момент в кредите было отказано, а тут ещё хозяину завода подошёл срок оплаты поставщикам за сырьё. Находясь в безвыходной ситуации, коммерсант решился на преступление – подделал закладные бумаги имения и несколько векселей одного из банков. Подлог Папасов раскрыл сразу, и Болотова судили. По приговору суда он был лишён всех прав состояния[84] и сослан на каторжные работы на восемь лет. Всё его имущество было описано, включая дом, и продано с торгов. Кожевенный завод достался Папасову почти бесплатно. В тот год в Казани свирепствовала холера, и через месяц умерла жена арестанта. Горничная подбросила дочь в Николаевский приют.

Ещё на каторге он познакомился со скульптором, отбывавшим наказание за подделку кредитных билетов. Благодаря ему он освоил искусство живописи и ваяния, а рисовал он и раньше неплохо.

В 1877 году у него закончился срок, но в Казань он не вернулся, а осел в Ростове-на-Дону, устроившись в фотографическое ателье ретушёром. Там он связался с местными фальшивомонетчиками. Через несколько лет полиция арестовала всю шайку, и он вновь угодил на каторгу, а потом и на поселение, откуда сбежал. Последние десять лет арестант вынашивал план расправы с Папасовым, искалечившим его жизнь. Находясь на Сахалине, он и узнал про аконит, засушил клубни и даже получил из них вытяжку.

В начале прошлого года Болотов решился приехать в Казань, чтобы отыскать дочь. О её судьбе ему рассказала нянечка. Бывший каторжанин сделал большую ошибку, что не прикончил парализованную старуху, понадеявшись, что она и сама вот-вот умрет. Ранее Болотов самолично изготовил себе фальшивый паспорт, став мещанином Скрябиным с прежним именем и отчеством. Он устроился ретушёром в ателье «Фотография Лекке» и даже побывал в особняке Папасова, когда принёс управляющему фотографию с видом Ставрополя.

Идею с восковой головой он придумал во время посещения музеума, гастролировавшего в Казани. Фотографию Папасова он сделал из негатива в ателье, когда тот пришёл к ним фотографироваться. Мстить он начал, приехав в Ораниенбаум, чтобы сбить с толку следователя, который, скорее всего, придёт к заключению, что убийца местный. Да, это он отправил посылку из Кронштадта, написав обратный адрес рукой фабриканта. Образец почерка ненавистного грека у него был, поскольку, навестив ателье, Папасов оставил благодарственную запись в книге посетителей. А что стоит хорошему художнику сымитировать чужое письмо?

Проще простого было споить пятерых рабочих в Ораниенбауме и подговорить их на забастовку. Заказ гроба и пожар на суконной фабрике – тоже дело его рук.

С купцом Синебрюховым он познакомился случайно в казанском трактире. Торгаш хвастался, что продал Папасову заражённую муку и неплохо на этом заработал. Ретушёр решил использовать эти сведения и опорочить фабриканта в газетах. И ему это вполне удалось. «Петербургскую газету» со статьёй о порченой муке он ухитрился незаметно подложить в сумку горничной Папасова, когда подвозил её к даче.

Ядовитую смесь Болотов привёз в Ораниенбаум из Казани. Сам смастерил коробку с тканями, а рекламную брошюру английских станков нашёл в каком-то журнале. Конечно, это он подбросил анонимное письмо дочери. Чтобы запутать возможное следствие, он написал текст рукой управляющего. Образец его почерка – отчёт о затратах – он незаметно сунул в карман ещё год назад, когда принёс ему в контору ту самую увеличенную фотографию Ставрополя. Слава Богу, фабриканта тогда он не встретил, а то бы как потом изображать перед ним коммивояжёра по продаже английских станков в Ораниенбауме? Естественно, прошло двадцать два года, каторга его изменила, и богатый грек уже не признал в скромном посетителе с нездоровым лицом того человека, которого он когда-то отправил на каторгу, лишив не только имущества и свободы, но и собственной дочери.

Замысел Болотова был прост: после смерти супругов Папасовых единственной наследницей огромного состояния становилась Ксения. Вот тогда бы он и явился перед ней, назвавшись отцом. Естественно, банкир Александров тоже должен был к тому времени отойти в мир иной. Да, он рассчитывал, что дочь осчастливит его и он, несмотря на болезнь, ещё поблаженствует несколько лет. Зачем он украл у Ксении восковую голову? Да просто хотел ещё раз потешиться над мёртвым греком и его избалованной вдовой.

Идея отцепить вагон пришла ему неожиданно, и жаль, что она не удалась. Если бы его не разоблачили, он бы обязательно организовал новое покушение на мачеху Ксении.

В конце своего монолога арестант пытался выяснить у судебного следователя, откуда взялся этот молодой хлыщ, не давший довести замечательный план восстановления справедливости до конца, но в ответ чиновник лишь пожал плечами, сказав, что это студент Императорского университета, проживающий в Ставрополе, и фамилия его Ардашев.

Прокурор, старый друг покойного Папасова, по просьбе вдовы предоставил ей возможность ознакомиться с материалами допросов подследственного. Узнав, что Клим спас её от верной смерти, Елена Константиновна попыталась отблагодарить студента тысячей рублей, но он взял только пятьдесят, чтобы добраться до Ставрополя.

II

Над Волгой с криком носились чайки, и на берегу толпился народ. Клим стоял на палубе и курил, ожидая отплытия судна. Наконец убрали сходни. Издав протяжный гудок, «Император» отвалил от причала, маневрируя между баржами. Студент выбросил папиросу и уже собрался идти в каюту, как вдруг на пристань примчалась пролётка. В ней была Ксения. Барышня подбежала к самому краю пирса, пытаясь разглядеть пассажиров. Ардашев