До заката я просидела за книгами.

Не для того, чтобы вычитать про предстоящий магический ритуал, в моих талмудах такого написано не будет, а чтобы почерпнуть новое и систематизировать то, что уже знаю.

Ле Шатон дремал тут же на диване, сверху кинутой шкуры, я не тревожила львёнка, понимая, что после пережитого, ему необходимо отоспаться.

Признавать, что алхим сам виноват в сложившейся ситуации и чуть было не лишился материального тела, он не хотел категорически.

— Это кинжал создателя меня спас, он всегда следит за моей безопасностью. Дорожит мной, — важно произнёс Ле Шатон и вернулся к вылизыванию пушистого бока.

Временами он вёл себя как кошка, чаще как глупый детёныш, считающий себя настолько уникальным, что и учиться ничему не надо.

— Если бы я и Лада не оказались рядом, ты бы погиб.

— Если бы у тебя в руках не появился кинжал создателя, я бы всё равно истаял, — заметил он и, крутанувшись пару раз на одном месте, улёгся и закрыл глаза.

Вот ведь маленький негодник! Обидно, что даже алхим не считал меня за сильного человека, чего тогда ожидать от Магов?!

С наступлением сумерек я переоделась, положила в сумку через плечо колбу с ядовитым соком, фиолетовую свечу, завёрнутую в чёрный бархат, и уселась рядом с дрыхнувшим без задних ног алхимом, приготовившись ждать.

В дверь гостиной постучали через полчаса. Я была в комнате одна, Ванда час назад отправилась в Непроторенный лес за  лавандой, сказав, что мне лучше пока с ней не ходить.

А напоследок проронила:

— Форин не злопамятна, ей всё равно, что ты защитила алхима, это закон жизни: кто сильный, тот и может править чужой судьбой. Но у тебя сегодня другая работа, а я без дела сидеть не привыкла.

Я посмотрелась в маленькое зеркальце и встала, чтобы открыть.

— Собралась? — спросил Ленкок, рябой помощник Рыси. — Пойдём.

— Мы завтра уедем? — тихонько спросила я, пока мы поднимались по лестнице на второй этаж.

— Конечно, давно пора, — послышалось недовольное бурчание мне в спину. Из-за шляпы, надвинутой на глаза мужчины, я не видела выражения его глаз. — Мы из-за тебя только задержались. А места здесь дикие.

Казалось, он вполне неплохо ко мне относится, хотя вряд ли это имело значение. Скажет предводитель продать меня, рябой и глазом не моргнёт, исполнит приказ.

— Заходи, ждёт тебя, да смотри, — тут Маг несильно ухватил меня за плечо, — не вздумай выкинуть какую-нибудь штуку. Живой не уйдёшь. Ни ты, ни твоя хозяйка.

Это было сказано почти спокойно, никаких нахмуренных бровей или зловещего шёпота, и тем не менее, от этого будничного тона, словно они здесь каждый день людей жизни лишали, по спине забегали мурашки.

— Пусти, а то пожалуюсь! — выпалила я и поспешила войти.

Внутри горело множество свечей. Все они были поставлены в тяжёлые подсвечники, какие только нашлись в доме.

— Давай начнём, я устал, — Кестер выступил из дальнего угла комнаты, как приведение.

Его лицо было бледным, наверное, это игра света и тени, но сейчас он казался мне мертвецом, восставшим из могилы.

— Я всё принесла, — зачем-то сказала я, всё так же цепляясь за матерчатую сумку, висевшую на плече.

— Доставай. Вот сюда клади.

Кестер повернулся и достал из шкафа пузатый бокал на короткой ножке.

— Будь добра, наполни до краёв.

Он медленно подвинул бокал к моему краю стола. А сам сел на диван, закинув ногу на ногу и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.

Я выполнила приказ, но встала так, чтобы загородить бокал собой. Не то чтобы я собиралась жульничать, просто не  хотела показать, как дрожат мои руки.

Всё знаю, Ванда рассказала, что надо делать, и всё же я жутко боялась. Вдруг что-то пойдёт не так, и я буду виновна в его смерти?

Не прощу себе, не смогу с этим смириться, тогда одна дорога -- в Непроторенный лес. Стану лесавкой, буду мстить всем живым, потому что среди них нет его.

Страх на секунду парализовал волю, и я пролила несколько капель на столешницу, которая тут же впитала сок. Он оставил на гладкой поверхности пятна, похожие на чернильные кляксы.

В воздухе разлился густой запах горечи и леса.

— Давай скорее!

— Ты уверен? — спросила я, не оборачиваясь, Флакон, в котором я принесла ядовитый сок, опустел, я спрятала его обратно и достала фиолетовую свечу, завёрнутую в чёрный бархат.

Пальцы не слушались, я чуть не выронила её на пол. Но зажгла от горящей свечи.

— Уверен, не бойся, сегодня ты узнаешь обо мне больше, чем я бы хотел, но такова цена.

— Пообещай мне кое-что, — решилась я произнести, когда уже, держа наполненный бокал, приблизилась к Кестору.

Он продолжал сидеть на диване, не меняя позы. Внешне выглядел до безобразия расслабленным, у меня даже закралась мысль, не разыгрывает ли он меня с этим ритуалом, чтобы испытать, стану ли беспокоиться, выполню ли свои обещания.

Не попытаюсь ли от него избавиться, наконец.

Но я сразу отогнала эту мысль: Ванда не стала бы в этом участвовать, она относилась к ремеслу травницы и отравительницы, как к священнодействию.

Ни за что хозяйка бы не позволила устраивать этот спектакль  ради глупой проверки! Травы обидятся, перестанут служить, силы не отдадут.

— Ну что ты, волнуешься? — Кестер схватил меня за свободную руку и прижал её к своим губам. — Тебе ничего не угрожает.

— А тебе? — спросила я торопливо и вспыхнула от смущения. Выдала себя с головой, надо быть осторожнее. Я откашлялась и продолжила как можно равнодушнее: — Зачем тебе это?

— Нужны силы для предстоящего дела. Помнишь, я показывал тебе три артефакта в шкатулке? Скоро придёт время ими воспользоваться.

— Это стоит того?

Я, наконец, выдернула руку из его горячих, крепко стискивающих мои пальцы ладоней.

Он ничего не ответил, молча принял бокал и осушил его до дна, не сводя с меня синих глаз, в полутьме, несмотря на горевшие повсюду свечи, казавшихся почти чёрными, провалами, из которых на меня смотрело чудовище.

Оно сожрёт и не подавится, а я даже не стану сопротивляться.

— Обещай мне, Кестер! — внезапно сказала я, почти выдернув из его руки опустевший бокал. — Когда всё это закончится, ты выпьешь со мной красного вина. И больше никогда не заставишь это повторять. Я не хочу ничего знать о делах Магов.

— Когда ты так просишь, София, то я не могу тебе отказать, — на его губах мелькнула одна из тех улыбок, которые обещали многое, но ничего конкретно.