сил и энергии ощутил вдруг в себе. Увлажнились глаза. О боже, плачет он, старый Найзабай, который не знал до сих пор, что такое слезы? "Уф" — выдохнул он, окончательно освобождаясь от недавних переживаний.

— Бери, сынок, бери, что хочешь в подарок, — и дернул Байгеторы за повод. Тот встряхнулся, всхрапнул.

Мальчик, увидев слезы, катящиеся по лицу старика, оторопел.

— Беги, скажи отцу, пусть ягненка прирежет, — улыбнулся Найзабай. — Да, не забудь: и козленка еще…

— Хорошо, — крикнул мальчик, срываясь с места.

— Да погоди ты, — дьявол тебя несет, что ли? — остановил он парнишку. — Жумагуль скажи, пусть баур-саков побольше напечет. Чего там жалеть?

— Хорошо!

— Погоди! Иди сюда!

Мальчуган остановился.

— Полмешка с орехами и изюмом под настилом для одеял. Не забудьте.

Теперь уже чернявый мальчуган не оборачивался, бежал во весь опор к дому. "Ишь, как радуется, сорванец! — подумал старик удовлетворенно. — Вся радость на лице, как дождевая вода".

Взяв Байгеторы под уздцы, старик стал спускаться в лощину. "Держись, Найзабай, держись!" — подбодрял он себя. Солнце завладело уже всем небосклоном. Молодая зелень, только-только пробившаяся из-под земли, поблескивает, точно ее намазали жиром. Опять на глаза попалась узенькая тропка и Найзабай задумался, глядя на нее. Когда похоронили Аппаккыз и народ разошелся, он остался один, после полуночи пришел сюда и все ходил и ходил по этой тропе. Горькие мысли преследовали его тогда. Нет, он не страшился за будущее, не боялся, что пропадет и все-таки одиночество пугало.

О, мир, как ты переменчив, однако! Вот и возгорелся снова день для него, старого человека. Пришел в жизнь наследник. Во второй раз Найзабай ощутил, как дорога жизнь! В первый раз он это почувствовал, когда всем беднякам дали равенство, когда он, как и другие, ощутил себя полноправным человеком! О, мир!..

С необыкновенной легкостью взлетел он на крутую лошадиную спину, и Байгеторы весь напружинился, готовый к бегу. Он нетерпеливо вскидывал голову, и хозяин через некоторое время отпустил поводья. Ойпыр-о-ой! Надо было видеть, как пошел по степи гнедой! У всадника слезы сохли на ветру. В углах губ стало солоно. Не остановился даже поднять шапку, что слетела в азарте скачки. "В шестьдесят четыре сына увидеть… Продолжение жизни моей… Спасибо, спасибо судьбе! А людские пересуды — пусть! Даст бог, покажем с сыном, чего стоим…"

Степь наполнилась таким благодатным теплом, что мигом улетучились из памяти все горести жизни. Один лишь восторг в груди! Байгеторы тоже словно заново родился. Как красиво выбрасывает ноги! Тоже ведь радость — иметь такого коня!

Оступись лошадь, и на такой скорости не мудрено вылететь из седла. Но сидел он крепко, припав к шее коня. "Милый Байгеторы! — шептал он. — Отведем душу! Покажем солнцу и небу, какое оно — счастье!.."

Доскакал до селения и увидел мальчонку, племянника своего, что принес ему радостную весть.

— Ну, сынок, добрался ты до сладостей, как погляжу! — отметил старик, бросив взгляд на оттопыренный карман.

— Мама дала.

— Ну, чего стоишь?

— Отец к чаю зовет.

— А потом что сказал?

— Говорит, чего из дому сбежал?

— Младенца видел?

— Какое там! Хотел в дверь заглянуть, так погнали меня. Пойдем, а то отец заждется там.

— Вот щенок — за отца переживает. Успеем еще… — старик засмеялся. Мальчик, разинув рот, уставился на хохочущего деда. А Найзабай так и закатывался смехом, так и закатывался…

— Э-э… — протянул он, успокаиваясь.

Подходя к дому Сапарбека, шел крадучись, осторожно, точно боялся кого-то потревожить.

— Коке! Поздравляю! — встретил его Сапарбек.

— Спасибо! Спасибо! Сорванец, говорите, народился, ну-ну! — Ноги не ступали, а летали по полу. Видел Сапарбек, как ликует старик. И так у него на сердце стало тепло, что захотелось подбежать к брату, обнять его. Всегда был он ему как отец. Почитал и любил Сапарбек брата.

— Чаю горячего… Усталость снимет.

— Э, теперь все ничего, — бодро отозвался Найзабай.

Сапарбек впервые видит брата таким. В другое время не решился бы подшучивать над ним, знает его характер. А сейчас чувствует: верблюд пройди по Найзабаю — не заметит…

— Надо бы еще тогда, при тетушке Аппаккыз, — за такое дело браться. Давала же она свое благословение. Подрос бы уже сынок!

— Ты чего несешь! — вскипел старик. — Ты Аппаккыз не тревожь. Все это — благодаря ее молитвам.

— Ну вот, коке верен себе, — смутился Сапарбек. И тут же заключил коротко:

— Хорошему делу никогда не поздно являться.

— Э, где твой обещанный чай?

В это время снаружи послышался хриплый надрывный кашель и голос: "Где Найзабай?"

— Пернеке, — заметил Сапарбек.

На пороге появился сухой, тщедушный Перне с реденькой, собранной в пучок бородкой.

— Твой чернявый прибежал ко мне подарок за радостную весть спрашивать. Бедовый парень! — сказал он, обращаясь к Сапарбеку.

— Проходи, — пригласил его Найзабай.

— Подошва с моей обувки слетела, поглядел бы, — сказал Перне.

— Ну, это дело поправимое, — безмятежно отозвался старик.

— Так что же, молодая баба сына родила, а? — сказал Перне. — Отвалил тебе бог счастья полную горсть, не пожалел.

— Не знаю, полную горсть или щепотку, но мне хватит, — сказал старик. Жестковато сказал.

Сапарбек начал беспокоиться. Старики могут повздорить по любому поводу. Надо бы предупредить вспышку, он дружелюбно сказал:

— Вот и мы радуемся нынче, Пернеке.

— Как же не радоваться, если такая рухлядь, как твой коке, сына произвел на свет?

— Да, добру никогда не поздно являться, — повторил свою мысль Сапарбек, ерзая на месте.

— К чему по мелочам настроение портить, или тебе теплых слов жаль, а? — спросил Найзабай.

Сапарбек глянул благодарно на брата. Вполне благопристойное замечание, достойное уст аксакала. Но вскипел Перне.

— Так что теперь — ниц перед тобой падать, — мальца ему баба принесла!

Не успел Сапарбек поставить пустую чашку на стол и произнести про себя "Ойбай, что будет?", как старик вскричал:

— Ты чего ежом подобрался? — и дернул Перне за рукав. — Кто тебя звал сюда спозаранок?

— Коке, перестаньте, — взмолился Сапарбек.

— Ты не кричи! — огрызнулся Перне. — Я, как ты, но холмам не шастал с утра.

— Не можешь, потому и не шастаешь!

Дрогнули уголки губ у Перне. И бороденка затряслась.

— Заелся ты, батюшка, заелся. Как говорится, стань баем, так глотки не жалей! — чеканя слова, точно гвоздь вбивая в окаменелое дерево, проговорил он.

Найзабай передернул плечами. Побледнел. Хоть и привыкли они за долгие годы переругиваться друг с другом, но видно, не ожидал Найзабай таких слов от Перне.

— Будь ты проклят, — что имеешь в виду, будто заелся я? Скажи-ка.

Вздорности в Перне хоть отбавляй, не всякий верблюд поднимет такой груз.

— Думаешь, не знаем мы, как ты за счет людей добро себе нажил. А туда же ещё —