Не сразу, — не всем сарацинам было по душе идти под началом ромея, — но вражеское войско все же пришло в движение. Послышались гортанные крики «Бисмилляхи» и «Аллах Акбар», копыта множества коней застучали по берегу реки, устремившись на врага. Тучи стрел взвились в воздух, обрушиваясь на врага — но в тот же миг множество стрел вылетело и из-за росших на горных склонах деревьев. Послышались громкие крики несколько арабов, всплеснув руками, валились с седел, пронзенные стрелами, пока потерявшие всадников кони тревожно метались, громким ржанием внося дополнительную сумятицу в ряды атакующих.

Прикрывшись щитом Херульв мрачно усмехнулся, услышав арабские вопли: он сам, расспросив о сарацинской манере боя переданных в его распоряжение ромееев, — в основном лучников-токсотов и псилов — пращников и метателей дротиков, — разместил этих воинов, вместе с маниотами в лесу, по обе стороны от дороги. Именно они сейчас осыпали стрелами, камнями и дротиками арабских воинов. Те, не ожидая такого, подались назад, огрызаясь редкими залпами стрел, в сторону стоявших в ущелье воинов. Несколько северян упали, сраженные этими стрелами, однако остальные лишь плотнее сомкнули ряды, прикрываясь щитами. Вот конница отступила, оглушительно проревели трубы, и на отряд Херульва устремилась арабская пехота. Спустя мгновение в ущелье уже кипел бой — сталкивались, ломаясь, длинные копья, в безуспешной попытке пробить стену щитов, в то время как длинные мечи, словно серые змеи, жалили сарацинов, прорубая доспехи вместе с плотью и костями. Алая кровь обильно заливала белые бурнусы, стекая в реку, что тоже вмиг окрасилась красным. Сам Херульв рубился в первых рядах: стоя на скользких от крови камнях, мечом Асбрана он перерубал тычущиеся в него копья, отбивал протянутые к нему клинки, со смачным хрустом врубался в искаженные страхом и яростью бородатые лица. И также отчаянно сражались и его воины — фризы, даны, славяне, — встав несокрушимой стеной на пути арабских полчищ. Обойти же защитников Киликийских Ворот мешали стрелы маниотов и прочих греков, все еще сидевших в лесах на склонах гор и продолжавших обстреливать сарацинское войско.

Уже вечерело, когда Елпидий неохотно велел своим войскам отступить: дать отдых измотанным воинам, оказать помощь раненным и похоронить убитых. Варвары также воспользовались этой передышкой: арабы и ромеи со страхом смотрели на пылающие в ночи огромные костры, на которых северяне погребали убитых. Сам Херульв, лично перерезал глотки десяти найденным на поле боя раненным арабам, взывая к Одину.

— Пусть души сарацинов вечно служат павшим героям в Вальхалле, — громко вещал фриз, потрясая мечом Асбрана, — кровь врага — пьянящее вино для пира богов!

Ответом ему было монотонные завывания, доносящиеся из лагеря противника, молившего одновременно Аллаха и Христа о победе наутро. Впрочем, сам Елпидий не особо надеялся на божественную помощь — и наутро фризы, вновь встав посреди ущелья, увидели перед собой тревожно всхрапывающих коней, оседланных бородатыми, хорошо вооруженными воинами. Вновь проревели трубы, застучали копыта и тяжелая арабская конница устремилась на фризов. С хрипом лошадей, стуком копыт, лязгом стали сарацинские всадники обрушились на стену щитов. Херульв ударив копьем, почувствовал, как оно ломается о конскую грудь — но и сам конь, заржав, повалился на бок, подминая под себя еще и всадника. Херульв, отбросив бесполезное копье, подхватил другое, выпавшее из рук смертельно раненного дана и встал на его место, заслоняясь щитом, от очередного сарацина, что с диким воплем несся на фриза. Ударом копья Херульв выбил врага из седла и почувствовавший свободу конь с громким ржанием устремился прочь с поля боя. Другие кони, понукаемые своими наездниками, злобно хрипели, кусаясь и лягаясь копытами, пытаясь смять упрямых варваров, в то время, как сами арабы били копьями и мечами, пытаясь прорвать стена щитов. Но северяне еще держалась и арабские всадники, не в силах обойти их с флангов, вынуждены были ломиться в лоб, погибая десятками и сотнями. Однако и северяне несли потери, из последних сил удерживая позицию и, когда Херульву уже казалось, что все потеряно, вновь взревели трубы — но уже позади сарацинского войска. В следующий миг послышались воинственные крики.

— С нами Бог! Господи Помилуй!

Елпидий, резко повернув коня, с изумлением увидел, как смешались все ряды, а сарацинские воины ожесточенно бьются с вынырнувшими откуда-то сзади ромеями. Впереди, подбадривая себя отчаянным воплем, во главе отборных гвардейцев, мчался император Константин, в золоченном клибанионе и шлеме-стефаносе, со спатой наголо. Рядом с ним мчался невысокий и стройный всадник, с выбившейся из-под шлема гривой черных волос. Воинственный клич маниотов рвался с алых губ и синие глаза горели жаждой крови, когда тезка спартанской царицы, рубила всех до кого могла дотянуться.

Почти сразу после появления сарацин Херульв отправил жену в Армениак, дав ей нескольких ромейских провожатых, более-менее знающих дорогу. Им повезло: Константин, с необычайной жестокостью покорив мятежный край, уже возвращался в столицу, когда на него выехала Горго. На счастье басилевс прислушался к ее словам — и его армия, прошла в тыл сарацинам, что все еще пытались пробиться сквозь Киликийские Ворота. Не ожидавшие этого арабы и ромеи, атакованные с двух сторон, устремились в бегство. Елпидий, пытавшийся собрать свое разбегавшееся воинство, вдруг столкнулся