всего осуществлялся путем их публичной дискредитации за реальные и мнимые проступки, которые «возводились в квадрат» при малейшем нарушении порядка[849]. Справедливости ради следует сказать и о том, что не все советские офицеры, откомандированные в Войско польское, сознавали цели, задачи и обстановку, в которой придется работать. У некоторых из них возникали «отпускные» настроения, в связи с чем, как отмечено в документах, «отдельные офицеры себя компрометируют, пьют и дебоширят»[850].

Советская сторона, напротив, с учетом новой «международной и политической обстановки» в послевоенной Восточной Европе полагала необходимым «на более длительный срок» сохранить присутствие своего офицерского и генеральского состава на всех командных позициях Войска польского под предлогом неготовности польского командного состава к самостоятельному военному строительству[851].

В целом, как отмечалось в докладе работавшего при польском военном министерстве советского полковника Крицкого[852] на имя начальника Главного управления кадров НКО генерал-полковника Ф.И. Голикова, в 1943–1945 гг. «задача по созданию офицерского корпуса Войска польского количественно выполнена, но качественно задача и на сегодняшний день осталась неразрешенной. Офицерский корпус, его низшие звенья – взвод, рота – подготовлены слабо и в политическом отношении не внушают полного доверия»[853]. Как уже отмечалось, причиной этого были предельно сжатые сроки подготовки и некачественный подбор кадров. Саму же нехватку кадрового офицерского состава в значительной степени обеспечили репрессивные акции советских властей в отношении польских офицеров в предвоенные годы.

Всего с мая 1943 г. по июль 1945 г. в Войско польское было откомандировано 19 679 офицеров Красной армии, среди которых только 3510 человек являлись поляками по национальности[854]. Советские офицеры, которые к началу 1945 г. составляли 53 % командных кадров Войска польского[855], безусловно, сыграли ключевую роль как в создании и подготовке современной польской армии, так и в планировании и осуществлении ею успешных боевых операций.

После окончания войны по состоянию на начало октября 1945 г. в Войске польском продолжали службу свыше 15 тыс. советских генералов и офицеров. Они занимали большинство руководящих должностей в военном министерстве, Генеральном штабе Войска польского и в пехоте, где в должностях на уровне командования и штабов армий, дивизий полков резко преобладали советские офицеры и только на уровне командиров батальонов преобладали поляки[856]. Особенно много советских офицеров было в авиации, танковых войсках и артиллерии. Высвобождение их шло по мере подготовки специалистов польской национальности, а также общего сокращения польской армии.

Таким образом, советское правительство приняло комплекс мер по ускоренной подготовке десятков тысяч офицеров для новых польских воинских формирований. Острая нехватка офицеров заставила искать нестандартные ходы при комплектовании польских частей – в частности, прибегать к массовому откомандированию в польские войска советских офицеров.

Формирование фактически нового офицерского корпуса для союзных Советскому Союзу польских войск в 1943–1945 гг. – тема, на заднем плане которой всегда будет маячить Катынь. Однако даже в современной польской историографии, отнюдь не благосклонной к СССР и России, признается заслуга советских офицеров и военно-учебных заведений в том, что они обучили польских офицеров ведению современной войны, сильно отличавшейся от той, с которой польская армия столкнулась в 1939 г. Не говоря о том, что около тысячи советских офицеров погибло, сражаясь в рядах Войска польского[857].

При создании польской армии под командованием З. Берлинга советское руководство застраховалось от срыва нового проекта тем, что пресекло любое внешнее воздействие на его реализацию (прежде всего со стороны польского эмигрантского правительства). Это значительно ускорило и упростило формирование польских войск в СССР, но с другой стороны – обеспечило им дефицит легитимности после вступления на польскую землю, где они воспринимались как «советские» польские войска. В этом крылась причина уклонения населения от мобилизации в Войско польское, слабой дисциплины в частях, успешности агитации, осуществлявшейся агентами Армии крайовой.

Советское правительство реализовало комплекс мер по ускоренной подготовке десятков тысяч офицеров для новых польских воинских формирований. Острая нехватка офицеров заставила искать нестандартные ходы при комплектовании польских частей – в частности, прибегать к массовому откомандированию в польские войска советских офицеров.

Исходя из интересов налаживания добрососедских отношений с новой Польшей (политическое и военное руководство которой вовсе не являлось послушной «марионеткой Кремля») советская сторона проявила большую уступчивость в вопросе комплектования польских войск, позволив в конечном итоге вернуться на родину большинству бывших граждан Польши, оказавшихся на территории Советского Союза не по своей воле перед войной, а также и пожелавшим приобрести польское гражданство советским полякам.

Сотни тысяч военнослужащих Войска польского в одном ряду с красноармейцами принимали участие в сражениях последнего периода Великой Отечественной войны, разделив с Красной армией ее тяжести и общую радость победы над германским нацизмом. Несмотря на все перипетии, Войско польское выполнило свою политическую миссию: оно активно участвовало в освобождении родной земли, чем не только помогло ослабленным трехлетней войной войскам Красной армии, но и способствовало утверждению в Польше лояльного Советскому Союзу правительства и обеспечило стране политический вес при обсуждении великими державами ее послевоенных границ.

Глава 9

Чехословацкие воинские формирования (1941–1945)

Чехословацкие легионеры на территории СССР в предвоенный период

В предвоенный период СССР придавал взаимодействию с Чехословакией чрезвычайно важное значение[858]. Хотя дипломатические отношения между двумя странами были установлены только в 1934 г., уже 16 мая 1935 г. был заключен советско-чехословацкий договор о взаимной помощи, в том числе в военной сфере. Политическую значимость этого договора трудно переоценить. Первый заместитель наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкин в мае 1938 г. отметил, что «этот договор не только явился крупным шагом в развитии дружественных советско-чехословацких отношений. Он был ценным вкладом в дело всеобщего мира и коллективной безопасности в Европе»[859]. Закономерно, что заключение договора главные недруги Советского Союза и Чехословакии того времени – Германия и Польша – восприняли весьма негативно[860].

Однако советско-чехословацкое взаимодействие осложнял внешний, «французский» фактор: стороны условились, что «обязательства взаимной помощи будут действовать» в том случае, если «помощь жертве нападения будет оказана со стороны Франции». С одной стороны, это не противоречило целям СССР, власти которого имели все основания опасаться втягивания в войну с Германией без поддержки Великобритании и Франции[861], а также соответствовало осторожному подходу Чехословакии в установлении отношений с Советским Союзом[862] и ее определенной политической зависимости от Франции[863].

С другой стороны, наличие «французского фактора» изначально ставило под сомнение эффективность советско-чехословацкого договора в военном плане. Кроме того, препятствием для оказания взаимной помощи было отсутствие общей границы между двумя странами[864]. По этим причинам президент Чехословакии Э. Бенеш, а также, например, польский посол в Москве Ю. Лукасевич рассматривали советско-чехословацкий договор как «подвешенный в воздухе»[865]. В годы войны чехословацкие политики прямо говорили об «ослабленной эффективности» договора