Кукла стояла на цыпочках, с горящей спичкой в ручонке. Она пыталась зажечь свечу на крышке комода. Фитиль занялся, и пламя окрепло. Кукла потушила спичку быстрым поворотом запястья.

Голова ее развернулась ко мне: на все девяносто градусов, по-совиному.

— Зед… — опять проскрипела кукла.

— Кто ты?

— Зед… Это же я…

Кукла изображала девочку. У нее были вьющиеся темные волосы, свисавшие до середины спины, карие глаза с густыми ресницами, крошечный носик, лукаво сложенные губки…

— Пита? — изумился я.

— Зед… — Ее губы не шевелились, и я осознал, что она общается со мною тем же способом, каким прежде с ней самой говорила утонувшая сестренка Сюзанна: с помощью телепатии.

— Что с тобою случилось?

— Солано…

— При чем тут он?

— Он поймал меня…

— Поймал? Но что он сделал? Ты теперь кукла, Пита?

— Этим он и занимается, Ловит людей… Превращает юс в кукол… Развешивает повсюду… Но мы еще живы… Внутри кукол, мы живые…

— Где Элиза? — спросил я в смятении. — Где Роза?

— Куклы…

— Нет!

И тут она вновь противно захихикала.

3

Дернувшись, я очнулся от сна и обнаружил себя в полутьме, тускло подсвеченной неверными огоньками свечей. Было уже совсем поздно — тот самый час, когда кладбища разверзают пасти могил, а добропорядочные люди крепко спят, уютно устроившись в своих теплых постелях. В отличие от меня самого. Я сидел, скрестив ноги, на твердых досках пола в основной комнате хижины, измученный и квелый от недосыпа.

Моргая, я оторвал подбородок от груди. Вспомнил, как уселся здесь и на миг прикрыл глаза — не для того, чтобы уснуть, а чтобы подумать… и, возможно, постараться забыть о чем-то. Точно, мне хотелось забыть о том, что я с головы до пят покрыт кровью Нитро; забыть, что его безжизненное тело остывает, распростертое на крыльце, а его глаза таращатся в пустоту вечности; забыть, что все мы угодили в коварную ловушку острова, по которому бродит безжалостный убийца.

Мое нутро, как я сейчас понял, было раздуто и страдало от изжоги. Это от голода, показалось мне. Но это была не изжога — то был страх.

Я бросил взгляд на забаррикадированную дверь, перевел глаза на Елизавету, которая сидела напротив, со сложенными на коленях руками и с опущенной головой. Поза подошла бы для медитации, если бы не согнутая спина.

— Эй, — тихо позвал я.

Ее глаза распахнулись.

— Что такое? — прошептала она.

— Ты спала…

Она ссутулилась, расслабила плечи. Помассировала лицо, описывая мелкие круговые движения кончиками пальцев.

— И храпела, — добавили.

— Я не храплю.

— Откуда тебе знать? Ты ведь спишь.

Елизавета криво усмехнулась. Я опустил взгляд на циферблат своих часов: три часа сорок одна минута.

Значит, проспал я не больше двадцати минут. И все же это на двадцать минут дольше необходимого. За это время Солано мог просочиться в хижину, перерезать мне горло, зарезать всех нас…

Раздосадованный такой потерей бдительности, я уселся прямее.

— Где Хесус? — спросил я.

Елизавета повела плечом в сторону спальни Пеппера.

— Он сказал, что запах не дает ему расслабиться.

Я принюхался. Комната провоняла кровью — тошнотворно сладкий, приторный запах. Он напомнил мне о кондитерской фабрике, куда родители отвели меня однажды, пока мы раскатывали по стране: с тех пор я на дух не переношу любые виды печенья. Запахи сахарной патоки, теста и масла сами по себе не были так уж плохи, но вместе они подавляли, проникали всюду и забивали горло… В итоге меня жестоко вырвало на пол посреди фабричной лавки, я расстался со всем содержимым желудка прямо там, на виду у всех.

— Я принесла это для тебя, — сказала Елизавета, указывая на стоявшее рядом с ее стулом эмалированное ведерко, до краев полное дождевой воды. Она придвинула его ближе.

Я опустил обе руки в холодную воду и потер ладони. Вода окрасилась красным.

— Давай помогу, — Елизавета подняла найденную где-то тряпку, обмакнула в воду и принялась протирать мое лицо. Ее движения были осторожны, но в то же время и по-матерински уверенны. — Уже лучше, — с удовлетворением сказала она, закончив.

Я огляделся по сторонам в поисках своего рюкзака. Тот отыскался под кучей старья, сваленной вокруг старого автомобильного сиденья. Я встал, размял плечи, достал из рюкзака бутылку с водкой и уселся на прежнее место. Отвернул колпачок и протянул бутыль Елизавете. Девушка сделала солидный глоток и вернула бутыль назад.

Я набрал полный рот и покатал водку по нёбу, изгоняя остаточный привкус крови. Выплюнуть ее было некуда, так что пришлось проглотить.

Елизавета вытащила свои сигареты, протянула открытую пачку.

— У тебя только четыре остались, — заметил я.

— Я пытаюсь ограничить себя в куреве. Возьми одну, поможет.

Пожав плечами, я взял сигарету. Елизавета выставила вперед зажигалку, щелкнула кнопкой. Я прикурил. Зажав в губах вторую сигарету, девушка прикурила сама. Вообще-то я не курю. То есть курю, но не часто. Не ощущаю себя зависимым. Хотя на протяжении какой-нибудь разгульной ночи мог выдуть целую пачку просто прикола ради. И на следующий день не мечтал о сигаретке. Запросто мог продержаться неделю или несколько недель, пока мною вновь не овладевало желание затянуться.

Даже странно, почему так вышло с курением, — ведь все прочие вредные привычки меня не обошли.

Сделав затяжку, я слегка отвернулся влево, чтобы не пускать дым в лицо Елизавете. В глаза бросилась размазанная по полу кровь, множество брызг, ведущих к выходу. В сознании всплыло лицо Нитро — его одичалый взгляд, который он вперил в меня, когда, спотыкаясь, влетел в комнату. Мольба и испуг в этом взгляде, такие чуждые для него эмоции.

— Мне он никогда не нравился, — прокомментировала Елизавета, будто прочтя мои мысли.

— Нитро?

— Он вечно подтрунивал над тобой, задирался. Даже противно.

— Он был придурком, — согласился я. Потом тихо рассмеялся. — Но в нем все-таки было нечто забавное.

— Забавное?

— Не будь мы с ним такими непримиримыми соперниками, я бы, наверное, даже мог с ним подружиться.

— Ты несешь околесицу, Зед.

Я снова затянулся сигаретой.

— Знаешь, что он заявил Пепперу, пока мы искали каноэ Розы? Он посоветовал ему смотреть сводки погоды на другом канале: у тамошней ведущей передок якобы пожарче…

— Да, в его духе шуточки. Он вечно рассказывал Хесусу похабные анекдоты, если только не…

Елизавета вдруг умолкла, и это показалось мне странным.

— Если только не… что?

Елизавета повела плечом, приглядываясь к огоньку своей сигареты.

— Если только поблизости не случалось Питы.

— Питы?

— Да. Только что уж теперь…

Я сдвинул брови. Елизавете известно