«омега» из греческого алфавита. Строчный вариант. Потом отошел обратно за дерево, от души полюбовался творением своего злодейского гения и с сознанием выполненного долга бегом, чтобы успеть пока мать с братом не вернулись, помчался домой.

Парадокс

Четвёрткины, сидя за кухонным столом, уплетали ужин. Макароны по-флотски. Говорил Артур:

– Так вот, мам, он не просто дед Сергей Саныча, он теперь и наш сосед. Представляешь, через стенку живет, в девяносто шестой.

Вадик навострил уши и с набитым ртом уставился на брата. Тот, впрочем, был увлечен собственным рассказом и наблюдением за реакцией матери.

– Дела-а-а… – покачала головой мама, а потом добавила, повернув голову в сторону младшего: – Ты жуй, давай, жуй. Чего рот раскрыл? Слава богу! Теперь хоть краснеть каждый день перед Сергей Александрычем за нашего оболтуса не придется.

– Это уж точно, – кивнул Артур и весело подмигнул брату.

Вадик, впрочем, подмигивания не заметил, потому что с печалью отвернулся к окну. Смотрел куда-то вправо. Старший брат проследил за направлением его взгляда и, заметив свеженький символ на гаражной стене, восторженно воскликнул:

– Мам, там на стене, напротив окна квартиры Федор Михалыча кто-то омегу нарисовал! Смотри! Прям здорово! Вопрос – кто? Я не говорил, что у профессора Грекова на факультете такое прозвище – Омега? Просто он любит в начале каждой значимой реплики…

В это же самое время странно возбужденный Федор Михайлович Греков тащил к окну минуту назад вернувшуюся от правнуков супругу.

– Всего неделю тут живем, Малечка… Всего неделю, а такой сюрприз! Омега, представляешь? Поддерживают старика. Ох, студенты мои дорогие. Полагаю, что это Артур. А кто еще? Тем более он теперь наш сосед. Через стеночку живет. Какой замечательный мальчик! Такой богатый внутренний мир…

Амалия Евгеньевна, чей внутренний мир вследствие многолетней работы главбухом был тоже вовсе не бедным, другое дело – не столь изысканно романтичным, взглянула в окно. Туда, куда указывал искривленный артритом палец мужа, человека прекраснодушного и невероятно умного, но совершенно чуждого способности понимания пошлых обыкновенностей.

– Ах, Феденька, – Амалия Евгеньевна перебила восторги мужа самым примитивнейшим образом. Прижавшись к его плечу, она, пытаясь сдержать смешок, хмыкнула. – Где ж ты омегу-то увидал?

– Так вон, же… Вон… – уже не так уверенно кивнул подбородком в нужную сторону отчего-то смутившийся Федор Михайлович.

– Ох, Федя, Федя, – снова вздохнула супруга. – Ну, когда ты у меня начнешь проще смотреть на вещи? Какая ж это омега? Это просто нарисованная попа…

В струю

Поэты, как известно, люди высокодуховные. Предпочитают пошлому глинозему под ногами легкие перистые облака над воображаемой шляпой истинного интеллигента. Однако ж как-то надо сосуществовать с окружающей, пусть и серой, действительностью? Надо. Не все блаженствовать, голову к небу задрав. Шляпа в грязь свалится. Хоть иногда и хоть сквозь розовые очки на этот прозаический суетный мир след посматривать. Чтоб шею не сломать, например. Во время похода в ближайший супермаркет за «докторской» колбасой. А что? Согласен, нелегко потом в себя вдохновенного возвращаться. И, вот зараза, розовые очки – не лучший вариант. Смотрятся по-дурацки да и идут далеко не всем.

Но есть средство достижения гармонии с обиталищем муз. Есть! Пусть тоже далеко не совершенное и с множеством побочных эффектов. Крепкий алкоголь называется. Не замечали, сколь в среде творческих гениев людей серьезно усугубляющих?

Нда… Многие рифмоплеты из умеренных потребителей змиего нектара или вообще трезвенников сейчас, должно быть, уже ищут камень потяжелее или трубу посолиднее, чтобы приголубить автора вышеизложенных строк на месте за столь смелые умозаключения. Но прошу вас: пожалуйста, не торопитесь. Оглоушить доморощенного аналитика орудием века ли железного, неолита ли, как, впрочем, и более антигуманным способом, а именно – острой беспощадной критикой, вы всегда успеете. Тем более что кого-либо оскорбить в планы его вовсе не входит. Он, в смысле – я, просто хочет (или – хочу?) рассказать вам одну поучительную и при том небезынтересную историю. А быль это, либо сказка – решайте сами, ладушки? И коль сказка, заранее прошу прощения у нелюбителей, но если быль…

В общем, для завязки, уважаемые мои настоящие и будущие друзья с недругами, попытайтесь разгадать загадку. Как называется стих, что начинается следующими строками:

«Когда набухают почки,

Моча ударяет в голову».

Услышали? Отлично. И да – из какой сия недовирша области – сугубо романтической или, может, медицинской? Ну? Кто смелый? Ага! Вот вы, например. Что? Погромче говорите, пожалуйста. Плохо слышно. Да, так нормально. Итак, ваш ответ? Из урологии? Да ну вас к черту! Хотя… Кто сказал – про любовь? В яблочко! Действительно, стихотворение сие про неразделенную любовь. Называется «Мучительный апрель». Но и первый гражданин, тот, что упомянул известную отрасль медицины, был не слишком далек от истины.

Дело в том, что автор приведенной выше двусмысленности – самый известный в городе Максаков Н-ского края целитель. Уринотерапевт номер один во всей матушке России. Зовут его Анатолий Павлович Махалов. И кроме основной профессии, приносящей неплохую материальную выгоду и простое человеческое удовлетворение, он – по совместительству и на общественных началах – является основателем и бессменным председателем максаковского поэтического общества, носящего гордое и символичное для литературы название – «В струю». Как вам? Маяковский с Северяниным точно б заценили, не правда ли?

Что? Нет, вы не ослышались. Не «В строю», а именно «В струю». Это ж аллегория! Мол, мы, максаковские поэты, не оторваны от литературного мира, мы своим творчеством метим… Да что вы меня все время перебиваете! Никакие не углы мы метим, а стремимся попасть в бурный поток мировой лирики. Вливаемся, так сказать, своим узеньким ручейком в широкую реку вселенской поэзии…

Впрочем, для преамбулы слов сказано и так более чем достаточно. Пора переходить к самой истории. Слушайте.

В то субботнее утро Толик пил с самого утра. Нет, вовсе не урину. Эту целебную жидкость он прописывал тысячам своих благодарных пациентов. Сам Махалов предпочитал моносолодовый виски выдержкой не менее пятнадцати лет. Зарабатывал он вполне прилично, так что мог себе позволить сие ничтожное удовольствие. Не стоит осуждать.

Любимая супруга Галина Викторовна должна была вернуться из Дубая только к обеду, ее самолет прибывал в аэропорт где-то в районе полудня. Домработница по субботам отдыхала. Потому Толиковой музе – а он ее сегодня ждал с особым нетерпением – никто мешать, казалось бы, не собирался. Почему «казалось бы»? Потому что с двух ночи до шести утра какой-то влюбленный идиот орал заунывные серенады перед окнами хрущовки, посмевшей неплохо устроиться чуть не в