правда? А в людей в двадцать первом веке палить – реальный моветон. Мы ж не ваххабиты какие из ихнего Ирану. У нас и нацрозни, слава яйцам, нет. Почти. Мы – люди цивилизованные.

– Вот и договорились! – радостно сказал Профессор. – Чемодан, звони своему генералу, пускай транспорт готовит.

– Ну… не все так просто, – заныл было Чемодан.

– Набирай, я сказал! – Профессор угрожающе сдвинул брови.

– Хорошо, – вздохнул Чемодан и вытащил из кармана «айфон». Он у нас продвинутый, «вертушки» ему – прошлый век, да и не демократично, не тот статус. Твиттеры-шмиттеры, мать вашу…

Всё устроилось как нельзя лучше. Военный транспортник вылетал в тот же вечер в Судан. Мы, загрузив спортивную сумку американским баблом, на такси домчались до аэродрома, довольно быстро договорились с летчиками, что они по пути закинут нас в Кению, и уже к полуночи были на месте. При нормальном таком камуфляже, купленном на военном складе перед отлетом, со снаряженными «калашами», взятыми на прокат там же, и даже при РПГ. Профессор сказал, что на слона лучше с «мухой» идти, его из автомата за здорово живешь не уложить. Ну, с «мухой», так с «мухой». Будто кто возражает.

Переночевав в каком-то трехзвездном клоповнике, мы с утра наняли у местных более-менее приличный «крузак» с проводником-переводчиком, балакающем по-нашему и двинули по пыльному хайвэю к месту охоты.

Ехали, я вам скажу, долго. Даже пожалели, что отказались от вертолета. Хорошо, что бухаловом запаслись, а то задолбались бы трястись по этой грёбаной Африке. Вот только с закусью лажанулись. Идиоты. Послушали Профессора. Мол, мяса сами настреляем…

Кондёр в «крузаке» крякнул где-то через час. Жара несусветная, а окна открыть нельзя. Пылища такая, что под каким-нибудь Саранском. Негру-то по барабану, он знай себе, баранку крутит, джин наш из горла попивает и «Катюшу» во всё горло орет. Прибил бы самолично, пацаны. Верите? Но нельзя – я ж типа принципиальный противник расизма. Да и компаса у нас нет – никто из наших взять не додумался. Как обратно без компаса?

Ладно, проехали. Долго ли, коротко ли колесили мы по Африке, но в саванну, наконец, прибыли. И не просто в саванну, это у них там степь так называется, а в какой-то заповедник. Жирафы повсюду ходят, нами не пуганые, зебры мирно пасутся. На холмике львы лежат – на нас ноль внимания… Вот только слонов нема.

– Где, – спрашиваю, – слон?

– Слон есть! – нахально лыбится наш чернолицый товарищ. – Только слон вечер идти. День жарко. Вечер жарко спадать, слон на река приходить, вода пить. Много пить, долго! Тогда надо стрелять.

Профессор на часы глянул, башкой покачал и говорит:

– Не, парень, так дело не пойдет. До вечера мы тут в натуре испаримся. Сейчас слон где?

– Сейчас? – переспросил кениец.

– Сейчас, сейчас, – кивает Кривой и недвусмысленно так стволом «калаша» по пространству туда-сюда водит.

– А-а, сейчас! – сообразил умный афро-неамериканец. – Сейчас слон в джунгли!

– А хули ты нас сюда привез? – возмутился я. – Поехали в твои джунгли!

Мы с пацанами и проводником снова забрались в машину и покатили в сторону видневшегося на горизонте леса, которого минут через двадцать благополучно достигли.

Пришлось спешиться. Любому, даже самому тупому гольяновскому кретину известно, что по джунглям на тачке не проехать. Это ж не Сокольники и даже не Лосинка, джунгли! Бананы, лианы, павианы – все там есть. Нет одного – дороги.

Но нам-то не привыкать, верно? Я, Кривой и Профессор – рейнджеры, в натуре. Вот только с Чемоданом опять вышли проблемы. Он такой мамон в замминистерском кресле наел, что каждые сто метров останавливался. Впрочем, это нормально. Мы и сами никуда не торопились.

Вот только проводника нашего, выращенного на бамбуковой самбуке, от джина малость развезло. Я ему, правда, шепнул тихонечко в самое ухо, что если он нас, волчара эфиопская, вести не сможет, то мы его аккуратненько тут же и прикопаем. Потому шел парень. Шатался, но с курса не сворачивал. Уважаю.

Часа два мы плутали по диким африканским зарослям. Задолбались, пацаны мои дорогие, конкретно, а слона так и не нашли. Собирались уже двигать обратно, чтобы ждать вечера, когда животное само выйдет на водопой, да только помешало нам одно обстоятельство – случилась помеха.

Выросла помеха словно из-под земли. Я сначала подумал, что обознался. Мол, мираж. На пекле да спьяну чего только не привидится. Но нет, остальные тоже заметили.

Здоровенный негр, ростом метра два, а то и два с половиной, простите – линейку с собой не прихватил, в косоворотке, в полосатых штанах, обутый в лапти на портянки, стоял посреди тропинки и лыбился нам как старый знакомый. Хотя я, да и пацаны мои, видели это чучело впервые. Сто процентов. Может, думаю, проводника узнал?

– Хэллоу, – говорю, – май диа френд. Ду ю спик инглиш?

Молчит.

– Шпрейхен зи дойч? – попробовал навести немецкий мост Валя Кривой.

Тот же результат.

– Парле ву франсе? – напряг извилины Профессор.

– Уи, уи, мсье, – радостно закивал абориген.

– Вот зараза, – выругался Профессор, – пацаны, по-французский кто-нить трещит?

И тут абориген выдал:

– Так вы русские, господа? Вот так сюрприз! Однако, однако… Не ожидал-с…

Тут-то мы с братвой и сели все вместе. В натуре, как Кабаева с Исинбаевой. Или не, вру. Там у синхронных русалок вродь другие фамилии. Впрочем, не суть, вы меня поняли. Надеюсь.

В общем, ребята, оказались мы вместо сафари в натуральной экспедиции в древнее российское прошлое. Как при царе было, так и тут. Только год-то на дворе какой? Во-во.

Аборигены, даром что малька нерусские, встретили нас в своей деревне, как говорится, на высшем международном уровне. С реальной хлеб-солью и непременными чарками самогона.

Добротные избы, рубленные из ихних баобабов по всем правилам деревенского зодчества, водяная мельница, банька, я вам скажу, классическая, на дровах, а не какая-нибудь электросауна в гараже. У девах смоляные косы до попы поверх вышитых жар-птицами сарафанов. Сказка! Единственное отличие – вся деревня чернокожая.

Но как говорят, братва! Поют, мать вашу красивую. Реально поют:

– Добро пожаловать в Эбенговку, гости дорогие.

– Как поживаете-с, господа? Каким ветром занесло вас в наши палестины?

– Вы подумайте, какие новости-с?

– А не изволите ли, господа, отведать нашего паштету-с?…

Вождь их, Влас Тимофеевич Эбенгов, тот самый гигантский мужик, что нам на тропке в джунглях встретился, рассказал, что русский – их родной язык. Мол, сколько деревня существует, а стоит она на месте, никуда не двигается, уж почитай целый век, а то и все два, испокон говорят здесь так, а не иначе.

Язык этот перешел к ним когда-то давным-давно