К тому времени я бодрствовал уже около тридцати шести часов подряд, и все, что я мог сделать, - это закрыть глаза и попытаться уснуть в ожидании его прибытия, но из-за жары, боли в лодыжке, учащенного сердцебиения и стресса от бегущих часов я не мог расслабиться. Я все время представлял себе, как лидер гонки бежит вперед, словно кролик Джек, а я застрял.

"Спасибо за всю реабилитацию, брат. У меня теперь новая стопа, а лодыжка - это просто пиздец", - сказал я с кривой улыбкой. Кейси уже прибыл и осматривал мою стопу и лодыжку со всех сторон. Сустав был частично вывихнут, а сухожилие было чертовски пухлым, словно готовилось прорваться сквозь натянутую кожу. "Скажи мне, что ты можешь его вывернуть".

Он аккуратно поставил мою ногу и кивнул, положив руки на бедра. Его взгляд напомнил мне о медиках, которые ошиваются на Адской неделе. Эти парни - особая порода. Они видят множество страданий, но запрограммированы на то, чтобы никогда не проявлять сочувствия и не говорить вам, что пора завязывать. Кость может вылезти из кожи, а они подуют на нее, заклеят скотчем и скажут: "Можешь идти". Кейси вел себя точно так же, как и они, и это убедило меня в том, что он придумал, как заставить меня двигаться, но это будет зло, и я должен буду смириться с этим!

"Это сухожилие хочет разорваться", - сказал он. Это испугало меня. Киш тоже. "Все в порядке. Я смогу предотвратить разрыв и стабилизировать его настолько, что вы сможете продолжать бегать, но это будет чертовски больно".

В течение следующего часа он скреб мое опухшее сухожилие тупым металлическим инструментом, а я лежала на его переносном процедурном столе в повязках. Единственное, как я могу описать боль, - это то, что она была настолько сильной, что я мог только смеяться или плакать. И, черт возьми, я выбрал смех.

"Раньше единственными людьми, достаточно глупыми, чтобы думать, что пробежать 240 миль - это хорошее времяпрепровождение, были белые люди", - сказал я, пока Кейси копался в моем сухожилии, пытаясь сдвинуть жидкость настолько, чтобы вернуть сустав на место. "А потом появилась моя черная задница!

"Вы все понимаете, что я сам решил это сделать, да? Это мой гребаный выбор! Мало того, я за это плачу. Я заплатил за то, чтобы этот ублюдок прилетел в гребаную Юту, чтобы помучить мою задницу тупым предметом в глуши!"

Чем сильнее Кейси скреб мое сухожилие, тем громче становились мои раскаты смеха. Мы говорим о неконтролируемом, задыхающемся смехе. Очень скоро вся команда уже умирала.

Когда я, прихрамывая, подошел к столу Кейси, я был в ярости, а команда выглядела мрачной до чертиков. Они все были в восторге, когда я бежал с лидером большую часть первых девяноста миль. Они смотрели, как я выступаю, и помогали мне выработать стратегию, чтобы сохранить железную хватку за второе место, пока я ждал, когда же я сделаю свой ход, только для того, чтобы стать свидетелем очередной гребаной неудачи. У меня почти всегда что-то ломается. Это не секрет, но чертовски обидно снова и снова оказываться в одном и том же положении.

Экипажу было не по себе, но я не нуждался в их сочувствии и не хотел его. Я не мог им воспользоваться. Сочувствие не имеет силы. Юмор, напротив, поднимает настроение всем. Это огромный стимул для поднятия боевого духа. Смех над собой, над абсурдностью жизни и собственными глупыми решениями поднимает эндорфины и адреналин. Это помогло мне справиться с болью и отвлекло мою команду от того факта, что остаток гонки почти наверняка превратится в праздник ходьбы. Они все так думали, потому что было очевидно, что моя лодыжка серьезно травмирована, и по тону моего голоса и смеху они поняли, что я не собираюсь сдаваться.

В распоряжении человека, который отказывается бросать, есть множество инструментов, и я использовал юмор не просто как средство онемения или инструмент стратегического отвлечения. Я использовал его, чтобы еще глубже закрепиться в коллективе. Чем больше Кейси работал надо мной и чем громче смеялась моя команда, тем яснее я видел, что моя гонка еще не близка к завершению.

Продолжайте смеяться, ублюдки, подумал я про себя. Подождите, пока вы не увидите меня на задней половине этой сучки. Оказалось, что весь этот смех пробудил внутри спящего дикаря.

Через три с лишним часа после прибытия на станцию помощи моя лодыжка была снова в суставе и обмотана шестью видами спортивной ленты, чтобы я не мог ее сгибать. Это было почти как гипс, но Кейси заверил меня, что, несмотря на ощущения, она может выдержать несколько ударов.

"Этот сустав должен двигаться", - сказал он. "Будет больно, но двигаться будет лучше для него". Другими словами, с Рождеством, мать вашу.

После трех с половиной часов простоя и четырех часов отставания от лидера пришло время посмотреть, на что я способен. По счастливой случайности, мисс Киш была следующей в роли пейсмейкера. Когда мы покидали пункт помощи, Джейсон, еще один член моей команды, подошел к Кейси.

"Как думаете, выдержит?" - спросил он.

"Мы узнаем об этом на следующем пункте помощи", - сказал Кейси. Через несколько секунд я снова появился на тропе внизу, таща за собой задницу. Киш едва поспевал за мной. "Или ты можешь повернуть и посмотреть сам".

Перед забегом Киш выбрала тот самый участок, который ей так понравился в 2019 году, для своей смены в качестве пейсера, а я ждал этого момента целый год. Из всей 240-мильной дистанции я представлял себе этот участок гораздо чаще, чем любой другой, и как только мы оказались на тропе, я взвинтил темп. На четырех милях Киш скорчила гримасу, взглянула на свои смарт-часы и выглядела озадаченной.

Набираем скорость на 140-й миле

Окончательная корректировка голеностопа на 140-й миле

"Не думаю, что в прошлом году мы шли так быстро", - сказала она.

"О, вы заметили?" спросила я, улыбаясь про себя. "Позвони Кейси и скажи ему, что все в силе!"

Я ускорился на подъеме, что застало Киш врасплох. Как пейсер, она должна была держаться за мной, и она бросилась догонять меня. К ее большому неудовольствию, впервые за время гонки я преодолевал каждый холм. Наконец, когда мы оказались у подножия очередного склона, она схватила меня за руку, чтобы остановить.

"Разве ты