— и за пределами страны, и внутри ее — некоторое число наших воинов, попав в плен, стали исповедовать ислам. Одни из них потом вернулись домой, другие отказались, не желая порвать с исламской средой, с которой сроднились. Но и многие из тех, кто возвратился в свои дома, не изменили своей новой религии. А между тем были они русскими. Вообще не бывает веры, принципиально чуждой для какого угодно народа, как нет народа, не способного усвоить какое угодно вероучение. Далее: ислам синтетичен. Он объединяет всех: и ветхозаветных, и новозаветных, и иудаистских святых. Изложение его основ не столь зашифровано и намного доступнее пониманию рядового верующего, чем, скажем. Священное Писание.

Это важно. Что еще? Вы и сами наверняка заметили, что ислам динамичен.

Потому ли, что он моложе? Вряд ли только по этой причине. Он энергичен.

И главное — силен верой. Они — мусульмане — верят, понимаете? А это мне представляется самым главным. Для них Бог не деталь жизненной декорации, но — основа основ. А народ, чтобы совершать великие дела, должен верить, иного выхода нет, это — непременное условие, хотя, быть может, и не достаточное.

— И вы полагаете, он может восторжествовать в России?

— Не знаю; речь ведь не о торжестве в политическом смысле этого слова.

Но, во всяком случае, русский мусульманин — такое словосочетание вовсе не кажется мне противоестественным. Хотя бы потому, что славянские прецеденты существуют давно: хотя бы боснийские мусульмане, к примеру. О наших отечественных я уже упоминал только что.

— Ну, чтобы уцелеть, и не на то пойдешь… — вставил я. — У ислама в России вполне возможно будущее, поскольку он несет с собой очень немалые инвестиции и кредиты…

— Уже принес и еще принесет гораздо больше. А ведь не сегодня сказано, что Париж стоит мессы. Сейчас для России главное — устоять. А сколько будет ради этого построено мечетей — вопрос не первостепенный.

— А народ не восстанет?

— Если поверит своему государю — не восстанет.

— Я вам очень благодарен, отец Николай. Еще два маленьких вопроса, с вашего позволения. Первый: вот эта ваша позиция не может отразиться на вашей судьбе?

— Пока не отразилась. Хотя я ее не скрываю.

— Как вы думаете — почему? Он улыбнулся.

— Видимо, есть какие-то причины. Но думать о себе мне сейчас просто некогда.

Мне не хотелось довольствоваться столь неопределенным ответом. И я решил проявить настойчивость.

— Скажите, не может ли ваша уверенность в себе быть следствием того, что укоренение ислама в России, сколь бы парадоксально это ни звучало, пошло бы на пользу православной церкви?

Он прикинулся удивленным, но не старался сделать это очень уж искусно.

— Каким же это образом?

— Ну, тут достаточно простое умозаключение. Православное духовенство, так сказать, растренировалось из-за отсутствия серьезной конкуренции.

Власти уже много лет смотрят на вас весьма благосклонно, охотно демонстрируют свою приверженность православию. Правда, время от времени ваши иерархи обращаются с настоятельными просьбами ограничить деятельность в России иных конфессий. Ну, это естественно, было бы странно им этого не делать. Однако по-настоящему ведь секты вам не противники — и вы можете жить с ленцой, ограничиваясь соблюдением необходимой формы. А вот если в местах, которые вы привыкли считать исконно своими, начнет всерьез укореняться такая мощная и динамичная религия, как ислам — тут вам, хочешь не хочешь, придется бороться всерьез. А поскольку применение оружия вряд ли будет возможно, то придется мобилизовать все иные силы — духовные, организационные, все прочие. Придется омолаживаться. Это будет словно подсадка молодой железы в дряхлеющий организм. И как раз поэтому ваше участие в происходящем процессе может рассматриваться как дело благое. Как знать, может быть, у вас есть и благословение Его Святейшества?

Отец Николай слегка улыбнулся:

— Это ваши предположения, не мои.

— Вы их опровергаете?

— Будем считать, что я их не слышал, что ваш монолог остался мысленным.

Я понял, что большего он не скажет. Но как говорится, sapientii satis.

Ну что же — еще один вопрос…

— Отец Николай, собираетесь ли вы изложить все эти ваши соображения претенденту при личной встрече?

— Не думал об этом. Он все это, я уверен, знает лучше меня.

— Но вы будете просить аудиенции? Или хотя бы участвовать во встрече?

— Если Богу будет угодно. Но вряд ли моя скромная персона вызовет у государя — или будущего государя — интерес. Я ведь политик всего лишь постольку поскольку.

— Сердечно благодарю вас. И приношу извинения за то, что отнял у вас столько времени.

— Мое время принадлежит людям. Но не думаю, чтобы мы провели его совсем уж бесполезно. А сейчас, увы, меня ожидают другие дела. Я провожу вас до выхода.

— Не затрудняйтесь, спасибо.

— Просто во избежание осложнений.

Я вспомнил предупреждение, сделанное им еще на совещании: храм, принадлежащая ему территория, на первый взгляд казавшиеся пустыми, на самом деле охранялись. Интересно было бы узнать, кому принадлежала охрана.

— В таком случае мы готовы, — сказал я.

— Куда теперь? — спросила Наташа, когда мы сели в машину.

— А куда бы ты хотела?

— Куда-нибудь, где можно купить что-нибудь вкусненькое.

— Хорошо. И надо, пока есть время, послушать — что старик наговорил на последнюю кассету.

— Это можно будет сделать вечером.

Я покачал головой:

— Не исключено, что вечер мы проведем совсем в другом месте.

Я ожидал вопросов, но их не последовало. Наташа, видимо, успешно осваивалась со спецификой журналистской деятельности такого рода.

Неплохого работника я нанял. Немножко ее подучить, и…

Я ударил по тормозам. И вовремя. Отреагируй я на долю секунды медленнее — и тупорылый «КамАЗ» нокаутировал бы наш легонький седанчик крюком в правый бок, отшвырнув на глухой бетонный забор, тянувшийся справа.

— Ого! — только и пробормотала Наташа. — Не слабо.

— Ты не заметила, откуда он вынырнул?

— По-моему, из того вон проезда — впереди, справа. Станешь догонять?

— Нет смысла. Он уже далеко.

— Жаль, я не заметил номер.

— Я заметила.

— Ты что же — не испугалась совсем?

— Еще как! Внутри все трясется.

— Ты молодец, — сказал я и поцеловал ее.

— Этим лучше заниматься в домашней обстановке, — заметила Наташа.

— Тонкое замечание. Ну что же — поехали.

— Думаю, сейчас они больше не станут рисковать.

— Интересно, кто это «они»?

— Если бы я знал…

Я и в самом деле не знал. Но кое-какие новые подозрения начали уже складываться.

Ведь обещано в суре «Совет», айяте сорок четвертом: «Ты увидишь, как их приведут туда поникшими от унижения, они будут смотреть, прикрывая взор». Знать бы только — куда?

Глава седьмая