лет кто-то из ее учеников сносно исполнит вальс на собственной, например, свадьбе и вспомнит ритмичку добрым словом… А если она еще добросовестно подойдет к преподаванию ЭПСЖ, то свадьба эта не закончится разводом.

Чувствуя ответственность за счастье будущих поколений, Олеся серьезно взялась за книги по психологии и поняла, что ее тянет изучать эту науку. Настолько тянет, что хочется рискнуть и вместо института культуры подать документы в университет на психологический факультет. Олеся заставляла себя быть реалисткой, но дерзкая идея не отпускала. Пусть тебе сто лет и никакого блата, но ты попробуй, – пищал внутренний голос, – посмотри, как легко тебе дается учеба, в конце концов, не зря ты трижды прошла школьную программу, в училище, с сыном и с дочерью.

Однажды ей позвонил Артем Степанович и пригласил в кино.

– Культпоход? – спросила она.

В трубке засмеялись:

– В каком-то смысле да. Но только для нас с вами.

Олеся подумала-подумала да и согласилась.

Предложение было как бы неожиданное, и в то же время она не слишком удивилась. Олеся давно чувствовала, что Вихров смотрит на нее немножко по-особенному, но заставляла себя думать, что ошибается, принимая обычную дружелюбную манеру за любовный интерес.

Накануне свидания она волновалась, суетилась, каждые три секунды напоминала себе, что она лет на пять старше, значит, во всем этом кроется какой-то подвох, но потом они очень мило провели время, посмотрели невероятно скучный французский фильм, прогулялись по Невскому, и, как подростки, на прощание неловко поцеловались возле ее парадной.

Возвращаться в юность было странно, весело и немножко ненормально.

На работе они украдкой переглядывались, и у Олеси сердце замирало то ли от этой детской конспирации, то ли потому, что Артем ей нравился.

Когда она начала встречаться с Сашей, то пребывала в диком напряжении и постоянной тревоге. Все время боялась отпугнуть неосторожным жестом, неправильным поступком, отказом близости до брака. Она тогда была будто рыбак, на удочку которого клюнула крупная рыбина, и требуется филигранная точность, чтобы ее вытащить. А если сорвется, то все, рыбак умрет с голоду.

Затащить молодого перспективного офицера под венец требовалось любой ценой, и анализировать собственные чувства в той острой ситуации казалось как-то глупо. Лучше кадра, чем Саша, она точно не найдет, так что победа или смерть и никакой рефлексии.

А сейчас все иначе. Артем очень нравится ей, но она позволит жизни происходить, а себе – быть самой собой.

Вернувшись в субботу из больницы, Олеся взялась за генеральную уборку, потому что собиралась завтра после свидания пригласить Вихрова на чашечку кофе, ту самую, которая не является чашечкой кофе в полном смысле этого слова. Стыдно признаться, но ей хотелось близости с Артемом без всяких объяснений и далеко-идущих планов. Просто если взрослые люди встречаются, то это должно произойти, так почему бы и не сейчас?

Натирая створки полированного шкафа так, чтобы можно было в них смотреться, Олеся вспоминала губы Артема, сухие, обветренные, шершавые, но такие теплые и осторожные, и жмурилась от сладкого стыда.

Нет, не годится ей, пожилой женщине, впадать в такую чувственность, как говорится, не жили богато, нечего и начинать. Но увещеваний хватало ненадолго.

Вдруг раздался звонок в дверь. Олеся решила, что это Артем захотел сделать ей сюрприз, но на пороге стояла Вика.

У Олеси коленки подогнулись от нехорошего предчувствия.

– Надо поговорить, Олеся Михайловна.

Нет, о смерти таким тоном не сообщают. Пригласив девушку на кухню, Олеся поставила чайник и села напротив:

– Да, Викуля, слушаю тебя.

– Олеся Михайловна, я говорила с врачами, – Вика скорбно покачала головой, – они хотят выписать Сашу через пару недель.

– Уже? Не слишком ли рано?

– Поверьте, я задала им тот же вопрос. Но они говорят, что лечение он уже все получил, которое мог, а просто так лежать, понимаете ли, нельзя.

– А санаторий? Обычно после болезни нам всегда выписывали путевку в санаторий.

Вика поморщилась:

– Олеся Михайловна, ну вы же сами все видите! Какой ему санаторий?

– И то верно. Ну что ж, видно, делать нечего.

Чайник засвистел. Олеся выключила газ, взяла жестяную банку с заваркой, но Вика остановила ее досадливым жестом:

– Не надо, не хлопочите. Давайте лучше спокойно обсудим ситуацию.

– Давайте, – Олеся послушно опустилась на табуретку.

– Я думаю, будет лучше, Олеся Михайловна, если вы заберете Сашу к себе.

– В смысле?

– Поверьте, так всем будет лучше. Здесь его родной дом, настоящая семья, ему гораздо легче будет приспособиться к своему новому состоянию.

Олеся уставилась в темное окно. Что ж, Вика, пожалуй, права. Мозг Саши отмер не полностью, а только наполовину, и оставшейся половиной ему будет легче сознавать, что он находится в родном доме с родной женой, а не с девкой, которая спешит от него избавиться, как только что-то пошло не так.

– Маша тоже считает, что лучше забрать его сюда, – мягко продолжала Вика.

– А ты с ней это обсуждала?

– Конечно. Мы созваниваемся почти каждый день.

– Что ж, приятно слышать, – Олеся поджала губы. Ей самой дочь звонила раз или два в неделю.

– Мне кажется, это очевидный выход, Олеся Михайловна, – Вика взяла ее за руку и улыбнулась так тепло и ласково, что Олесю чуть не стошнило, – который устроит абсолютно всех.

– Вика, хочу тебе напомнить, что его жена ты, а не я.

Девушка выпустила ее руку:

– Ну если это для вас так важно, – процедила она, – то этот вопрос мы легко решим. У меня есть знакомые в загсе.

«Нет, дорогая, это у меня есть знакомые в загсе, – хмыкнула про себя Олеся, – которых ты отобрала у меня вместе с мужем».

– Так вот, заявление на развод оформим задним числом, а чтобы пожениться, вам вообще ничего не придется нарушать. Когда у жениха серьезная болезнь, то брак регистрируют в день подачи заявления.

– Это я знаю, спасибо.

– Ну вот. Если грамотно подсуетиться, то из больницы вы уже законного мужа заберете.

– Подожди, мне надо подумать.

– Олеся Михайловна, ну правда… Я одна с ним не справлюсь.

– А ты не беременна?

Вика энергично поплевала через левое плечо и постучала по столешнице:

– Тьфу-тьфу, слава богу, нет! Этого только не хватало. Ну так что? Вы же хотели его вернуть?

– Хотела.

– Ну так и вот! А врачи сказали, что при надлежащем уходе он восстановится.

– Неужели?

– Ну не полностью, конечно, – щебетала Вика, – но кое-что вернется.

– Ладно, Вика, иди домой, я подумаю, – Олеся поднялась, зная, что согласится, просто не хотелось сдаваться слишком быстро.

Они прожили вместе двадцать пять лет, половину жизни. Вместе становились родителями, вместе взрослели, вместе начали стареть, значит, надо вместе болеть и вместе умирать. Вика, в сущности, посторонний человек, она увела Сашу из