Шрифт:
Закладка:
Оскар Оскарович был очень занят, ведь он учил сразу четырех человек, и ему приносили завтрак в те комнаты, где он занимался, — аккуратный немецкий завтрак: кофейник, накрытый большой салфеткой, бутерброды с сыром, ветчиной, кажется даже с икрой. Для приличия Оскар Оскарович предлагал своим ученикам разделить его трапезу. Конечно, полагалось отказываться. Но вышло так, что я пришел на урок голодный — все убеждал мою мать, что нечего мне заниматься музыкой, и позавтракать не успел. И, к удивлению Оскара Оскаровича, я согласился разделить его пиршество, съел, насколько я помню, два бутерброда — не больше. И вот все мое детство и значительную часть юности меня преследовал «призрак» этого несчастного завтрака!
Как мне передавали другие ученики Оскара Оскаровича, он им говорил, что учиться музыке я не могу и не желаю, а вот чужие бутерброды есть готов (видимо, мой учитель был изрядно скуп). А те, кто слышал его слова, по-видимому решили, что я съел эти несчастные бутерброды без согласия учителя, оставив его голодным. И пошло, и пошло… Сплетня тоже разыгрывается по нотам, имеет свое «форте», свое «пиано» и свой «финал». Но это, конечно, музыка не очень приятная для слуха…
Уже совсем недавно, в конце шестидесятых годов мне попалась книга, посвященная музыкальной культуре крупнейших провинциальных городов нашей страны. Я, естественно, заинтересовался тем городом, где прошло мое детство. Там упоминался Фриче, опытный преподаватель музыки для детей и молодежи. Он еще работал в двадцатых — тридцатых годах. Несомненно тот самый. Ну, подумал я, видно, съел я завтрак у уважаемого, почтенного человека.
КРАСАВИЦА ЖЕНЯ
В каждой женской гимназии была тогда первая красавица, которой гордились подруги. Была своя красавица даже в каждом классе.
Но Женя — вне конкуренции. Она считалась первой красавицей всего нашего города. Женя была гордой, недоступной, очень редко знакомилась с молодыми людьми. Если ей хотели кого-нибудь представить, она отказывалась, даже уходила разгневанная. Однажды она была с отцом в Берлинской королевской опере. Тогда в Германии был свой порядок знакомства кавалеров с барышнями, принятый даже в светском обществе. Надо было послать букет со своей визитной карточкой. Конечно, фрейлейн могла принять этот букет или отказать. В театрах и на балах были для этого особые посыльные, мальчишки, которых почему-то называли «буби». Они носили какую-то фантастическую форму.
«Буби» уже устал бегать к Жене в ложу. Она отказала тринадцати искателям знакомства. А когда «буби» принес букет от четырнадцатого, она готова была опять отказать, но тут «буби» вручил визитную карточку ее отцу. «Ну что ж, — сказал отец Жени. — Видно, придется согласиться. Неудобно, ведь мы гости королевской оперы». Оказалось, что искателем знакомства был принц, младший сын Вильгельма II.
Женя потом рассказывала своему брату, что она проскучала в присутствии его высочества весь вечер: приходилось молчать и слушать его не очень умные комплименты.
Я бывал в особняке Жениного отца. Одно время дружил с ее братом и от него слышал об этой берлинской истории.
Отец Жени был самым популярным в городе адвокатом. Его приемная особенно поражала обывателя. Там был фонтан и аквариум с золотыми рыбками. Эти золотые рыбки почему-то привлекали особое внимание посетителей. Может быть, тогда это было что-то новое, неизвестное.
А вот через год, в Кисловодске, я неожиданно оказался «амурчиком» Жени. Только не подумайте чего-нибудь лишнего. Что такое «амурчики», я сейчас расскажу.
В те дни были распространены конкурсы красоты. Они организовывались по-разному. Иногда привлекались художники, скульпторы и особое жюри решало вопрос о первенстве. Но в других случаях (особенно на курортах, в парках) дело было организовано проще. Каждый входящий в этот парк должен был получить вместе с билетом особый жетон, который полагалось вручить избранной им красавице. Но, конечно, неудобно было, чтобы эти жетоны вручались самим красавицам. Они носили только номер, а ящички, куда клали жетоны, были в руках у мальчиков. У каждой красавицы был такой молодой кавалер. В его ящичек опускались жетоны.
Этих мальчиков называли «амурчиками». В этот день Женин амурчик куда-то исчез (не то заболел, не то ему запретили родители), и администратор кисловодского курзала, хорошо знавший мою мать, упросил ее разрешить мне занять это место.
Мы (простите, что я говорю во множественном числе) одержали блестящую победу. Женя получила больше жетонов, чем все ее конкурентки, вместе взятые.
На эстраде, когда объявили результат конкурса, оркестр заиграл туш, администратор подарил мне коробку шоколадных конфет, а красавица Женя поцеловала меня в лоб.
Больше я Женю не видел. С братом ее я поссорился и в их доме уже не бывал. А через несколько месяцев стала известна сенсационная новость, весь город об этом говорил. И особенно, конечно, было много болтовни в гимназиях, и мужских, и женских… Женя выходит замуж.
Даже много лет спустя, уже в дни нэпа некоторые виды папирос назывались «асмоловскими». Асмоловы были крупнейшие на юге табачные фабриканты и миллионеры; вот сын одного из Асмоловых должен был стать мужем Жени. Говорили, что он развратник, тиран и даже болен нехорошей болезнью.
Любви не было. Жених был вдвое старше невесты. Говорили, что Женя отказала ему, но отец настаивал, даже запер ее в темную комнату на хлеб и воду. Впрочем, может быть, это только болтали. Но во всяком случае все осуждали Жениного отца (мать ее давно умерла). Сам, мол, тоже не беден, у самого фонтан и золотые рыбки, а польстился на чужие миллионы. Загубил красавицу дочь. В мужских и женских учебных заведениях только об этом и говорили.
Ученики старших классов реального училища (так называли тогда школы без латинского языка с преимущественным преподаванием естественных наук) даже написали возмущенное письмо отцу Жени. Неизвестно только, дошло ли оно по назначению. Два романтически настроенных гимназиста из «казенной» гимназии (то есть гимназии государственной) решили похитить Женю. Они проникли под видом клиентов в дом ее отца, но тут выяснилось, что Жени в этом особняке уже нет. По-видимому, отец ее боялся лишних пересудов и скандалов. Во всяком случае, свадьба произошла не в нашем городе, а в далекой Ницце.
Затем пошли слухи, что муж тиранит Женю, бьет ее, что она от него бежала. Впрочем, точно никто ничего не знал. Ведь дело происходило на французских и итальянских курортах.
Постепенно о Жене стали забывать, затем забыли совсем. В последний раз я слышал о ней много позже, уже в 1917
