В результате десятиминутную дорогу мы осилили за сорок пять минут.

— Прости, — извинился Коннор, догоняя меня в очередной раз.

Я привыкла держаться в стороне, когда Коннор что-нибудь подписывал. Его поклонники не интересовались мной; они хотели провести миг наедине с Коннором. А я не хотела быть третьим лишним.

— За что? — спросила я.

— За то, что задерживаю тебя.

— Ты меня не задерживаешь, — я покачала головой. — Мне нравится прогулка. Это уж точно гораздо лучше, чем сидеть взаперти в автобусе.

На Таймс-сквер было даже хуже — там были люди, которым можно было заплатить, чтобы сделать фотографию с теми, кто надоел своими просьбами сфотографироваться с Коннором. Было гораздо труднее, чем гулять с Заком.

— Надо было мне шляпу надеть, — сказал Коннор.

Но я-то знала, что он намеренно никогда не прятался от своих поклонников. Были времена, когда я наблюдала, как он делал все возможное, чтобы наверняка с ними встретиться. И хотя стоять без дела и ждать его было утомительно, все же наблюдать шумиху вокруг собственного брата — это очень впечатляющий момент.

Это был тот парень, на которого я кричала за то, что посреди ночи он оставил сиденье унитаза поднятым, и который пытался петь арии из опер в душе. И были люди, готовые жизнь отдать за возможность встретиться с ним, провести рядом с ним хоть пару секунд. Я сама фанатка, и я понимала их, как никто. Коннор зашел в магазин на углу и купил толстовку. Он надел ее и затянул капюшон вокруг лица.

— Ты выглядишь нелепо, — засмеялась я.

— Я смогу пообщаться с кем угодно после того, как мы сделаем то, зачем пришли сюда, — сказал Коннор. — Но сейчас я хочу найти тебе самого лучшего болванчика.

— А кто сказал, что я согласна получить болванчика?

— Я сказал. Я всегда прав, помнишь?

— На все сто ты — заноза в моей заднице.

Мы обошли множество магазинчиков на Таймс-сквер. Коннор настаивал, что нам обязательно нужно найти классную вещицу, и оказалось забавным наблюдать, как он проверяет каждого найденного болванчика.

— Как насчет копии статуи Свободы? — спросила я.

— Не-а, — отказался Коннор. — Это не круто.

В седьмой лавочке Коннор показал мне болванчика — крысу с двумя торчащими зубами в шляпе с буквами NYC.

— Чтоэто? — Я взяла в руки эту штучку. — Она отвратительно симпатичная.

— Она изображает Крысу из Метро, — сказал Коннор. — С которой ты, может быть, встретишься до твоего отъезда завтра, как… с реальным существом.

— Это же крыса, — я не удержалась от смеха.

— Она — совершенство.

Вот так я добавила нью-йоркскую крысу-болванчика в мою коллекцию.

* * *

На следующее утро, как только я закончила паковать свой чемодан, раздался стук в дверь. Я уже приняла душ и оделась для выхода, осталось только уложить в чемодан мелочи, и можно лететь в Лос-Анджелес. Мой организм отказывался принимать смену часовых поясов. Я открыла дверь и обнаружила Зака с двумя кружками кофе в руке.

— Привет, — сказал он; голос все еще был хриплым.

Я моментально обняла его прямо вместе с кофе. Вчера я не виделась с ним, не хотела тревожить его, но ужасно по нему скучала.

— Я понимаю, — тихо сказал Зак. — Я виноват.

Наплевав на мамины правила, я втащила его в номер и закрыла за нами дверь.

Зак протянул мне кружку.

— Это ледяной макиато с карамелью.

Я сделала глоток, вдыхая сладкий запах:

— Ум-м.

Он присел на край кровати, поставил свой кофе на прикроватный столик.

— Нам нужно поговорить.

— Ладно.

Я поставила свою кружку рядом на столик и встала в нескольких футах от него.

Зак обежал глазами комнату, я чувствовала исходящую от него нервозность. Поэтому я наклонилась, взяла его лицо в ладони и нежно поцеловала.

Он отстранился.

— Я пойму, если ты больше не сможешь это сделать.

Что? Я снова отступила на шаг.

— Я понимаю, что с моими приступами иногда бывает очень трудно справиться, — продолжил он. — Джесси сказал, что этот был довольно слабым, но это что-то вроде разорванных связей у меня в мозгу. Иногда все просто… перестает работать. И я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной ухаживать за мной или…

Я прервала его еще одним поцелуем, потом прижалась губами к его уху.

— Слушай меня очень внимательно, Закари Мэттьюз. Твоя эпилепсия не изменит моего отношения к тебе. — Держа его за руки, я присела рядом. — Не буду врать, я немного испугалась. Но это изменило только одно: я хочу узнать больше о парциальных приступах и о том, что я могу для тебя сделать. Это не меняет наших отношений.

Он наклонился и прижал свой лоб к моему.

— Ты уверена?

— Более чем. Я люблю тебя. И хочу быть с тобой.

Он отодвинулся, плечи заметно расслабились.

— Я тоже тебя люблю. Я хотел быть уверенным, что ты в порядке после того, что увидела вчера… Увидела меня в таком состоянии.

— Единственное, о чем я думаю сейчас и в прошедшие полтора дня, это ты. Я просто хочу, чтобы с тобой все было хорошо.

Его губы изогнулись в подобии улыбки:

— Мне хорошо. И будет хорошо.

В дверь постучали.

— Это, наверное, Джесси, — прищурив глаза, сказал Зак. — Он хочет срочно показать меня врачу, удостовериться, что мой голос в порядке.

— Тогда тебе нужно идти.

Он пожал плечами, встал и взял свой кофе.

— Поддаться Джесси так легко? Что за удовольствие?

Как и предсказал Зак, за дверью стоял Джесси.

— Нам нужно ехать, — сказал Джесси. — Скоро саундчек, а у нас куча дел впереди.

Я поднялась, поцеловала Зака перед уходом. Перед моим вылетом.

— Постарайся не скучать слишком сильно, — сказала я.

— Постараюсь.