Поначалу он много вздыхал, кряхтел, потом начал ворочаться, будто под ним в постели гвозди с углями. Я было решилась заговорить, но тут парень поднялся и начал измерять камеру нервными шагами из одного угла в другой.

— Ты спать собираешься?

— А тебе не все равно?

Боги, и правда словно в детство вернулась.

— Просто так спрашиваю. На случай, если выживем, и мемуары надумаю писать.

— С тебя экземпляр с автографом.

— А как же. Больше ничего?

— А что предложишь?

Нет, я так не могу. Поднялась. Охнула, вспомнив, что не совсем одета, укуталась в одеяло.

— Сядь, пожалуйста. — И, предупреждая вопросы, а Марсен уже открыл рот, чтобы возмутиться: — Твои забеги действуют на нервы. И я предпочитаю разговаривать с людьми, когда они не мельтешат перед глазами.

Марсен пару капель простоял, но все же подошел к кровати. И сел на тумбочку. Будто я кусаюсь.

— Что тебя беспокоит? Тебе больно?

— Это? — Он махнул рукой, указывая, что «это» — его покалеченная кисть. — Нет, я же сказал, мертвое не болит. Еще вопросы?

— Да, еще. Почему не спишь?

— Рика, тебе не…

— Не. «Не», Марсен. Потому и спрашиваю. Какой бездны ты мечешься? Из-за руки?

— Не только, если ты сама не догадываешься.

Нет, мало мне быть узницей у заговорщиков, надо еще и мысли читать.

— Солнце, я не ментал. Говори как есть.

— Солнце? Хм. Если солнце… — Он переместился на кровать. И такой томный взгляд изобразил, что я не удержалась. Прыснула, давясь смехом. Чувствую, что плачет по мне плохой дом[54] горькими слезами. — Ничего смешного. Рука не болит, но быть калекой не та мысль, что успокаивает. И мне надоело сидеть тут. Надо бежать.

— Нас прослушивают наверняка, и ты так смело заявляешь об этом?

— Нас не прослушают. И даже не видят. Я ментал, или забыла?

Удивил. То, что ментал, знала. Но то, что его сил хватит создать иллюзию на весь радиус замка, — это впечатляет.

— Хорошо, может, поделишься тем, что думаешь?

— А не сдашь меня с потрохами своему… другу?

Он не скрывал иронии в голосе, а я не собиралась ее скрывать во взгляде.

— Тебя послушать, так ревнуешь. — Задумалась, разглядываю дверь нашей камеры. — Я могу убить с десяток, может два. Но тут их намного больше, и не все слабы. О принце и королеве бунтовщиков говорить даже бессмысленно. Они сильнее.

— Ты себя не принижаешь?

— Они светлые, Сильвий. А мы темные. Средней паршивости светлый всегда сильнее хорошего темного. Ты это и сам знаешь. Неужели так отчаялся, что предпочитаешь идти не смерть?

— Лучше умереть в бою, чем гнить тут.

Действительно, о чем это я? Он же гимн пехоты пел.

— Не поверишь, но и мне тут не очень комфортно. Но как?

— Воспользоваться ментальным даром?

— А если среди них есть такие?

— Рика, мы же не будем с песнями убегать. Сделаем все тихо.

— Нам не дадут уйти, я им слишком нужна. Очень нужна. Проще поймать меня. Чем искать Иргу. А остальные… остальные уже мертвы.

— Что?

— А ты думаешь, почему меня герцогиней называют? Отец, братья, сестра — все мертвы. Петра-Нова исчезли. А я, я тут. Далеко не уйдем, Сильвий. Не сможем. Как твоя рука?

— Что ты все время о моей руке? На месте она.

Я бы не сказала. Скептически покосилась, скривив губы в подобие улыбки.

— Не волнуйся, левая, надо проверить, как это влияет на секс с женщинами. А так ничего слишком страшного.

Я даже головой встряхнула. Это он что, только что заявил мне, что почти целомудренную жизнь ведет? Интересное признание. От таких откровений даже забыла, что хотела сказать.

— Ну? Чего замолчала? А, точно, я же негодяй, бабник, что там еще?

И почему мне не спалось?

— Точно не болит? — Этот скулеж, это я только что пропищала? Рика, соберись!

— Да ты смущена! Ну-ка, ну-ка, — и пополз по кровати ко мне. С улыбкой дракона, учуявшего кровь.

— Не приближайся. — Но на всякий случай отодвинулась. Зря я выбрала спать у стенки. Сама себя загнала в угол. Надо сделать очень серьезное лицо. Представить, что он опять не подготовился к экзамену, и те шпаргалки, о да, точно! От одной мысли снова закипала кровь. — Студиус Марсен, уймитесь!

— И не подумаю. Что сделаешь? У меня, между прочим, из-за тебя травма, я руки лишился. Ты хотела меня пожалеть? Как насчет не только на словах?

Совсем ополоумел. Это не мне в плохой дом надо. Это по Марсену желтые стены плачут.

Марсен уже был не просто на моей половине кровати, он опирался правой рукой со стороны стены, а мои ноги находились в своеобразном плену его тела. Выпалила первое, что пришло в голову:

— От тебя воняет!

— Ну, простите, профессор, меня Трулс не тра…

Я замахнулась. Он, по привычке, попытался воспользоваться левой рукой, очевидно забыв, что все же калека. И я тоже. И, когда костлявая ладонь соприкоснулась с моей рукой, я опомнилась.

— Прости, прости, бездна, больно?

Он упал на подушку рядом со мной.

— Достало. Сколько можно? Я живой, Рика, только рука стала немного другой.

Ничего себе немного. Я наклонилась над ним. Поменялись местами.

— Дай руку, я еще раз осмотрю.

— На, если так хочешь. Сердце не надо?

— Дурак ты все-таки.

— Дурак или нет, но я предлагаю попытаться сбежать. Хуже не будет, не думаешь?

Пожала плечами. И снова взялась за бинты. Кость цела. Не тронута. Тлен бы изъел и ее. Магия древних могла сделать нечто подобное. Но кто ею сейчас владеет? Кроме этих, что в бинтах. В бинтах! Наша стража… они… живые?

— Наша стража, это они тебя лечили? Ты их разглядел?

— Нет, не до того было. Да и, знаешь, если подумать, по-моему они полностью в бинтах.

— Таких, как у тебя… — протянула я задумчиво, намекая на то, что Марсен уже сам понял.

— Что они такое, встречала подобное когда-нибудь?

— Жрецы забытых богов? Не знаю, Сильвий, не знаю.

— Давай подумаем. Они дышат, двигаются…

— Дышат? — перебила я его.

— Дышат, уверен. Пока бинтовали, сипели, будто у них в родне драконы водятся.

— Ничему не удивлюсь. Но, если дышат, значит, их и убить можно. Да и мертвых тлен берет…

— Кровожадная ты, Рика. Но, думаю, ты права. Для них только тлен. Остальным хватит внушения.

— Одно «но», Силь. Я останусь.

— Что?!

— Я им нужна. А ты нет. Не пойдут они за тобой. А ты сможешь привести помощь. И рука