– Здравствуйте, юный принц, – сказала Рази, и бровью не поведя.

Смотря на него, девушка каждый раз задавалась вопросом: что все-таки хуже – лишиться семьи, как лишилась она, или не иметь ее вовсе, как этот мальчик. Отец – король, холодный, мрачный, помешанный на своей власти и очевидно презирающий сына. Мать – запуганная мужем, сломленная, будто один из его солдат, но не нашедшая силы в насилии и злобе, а навсегда оставшаяся слабой, покорной, безголосой, безвольной и потому не способная ни окружить сына заботой и любовью, ни защитить его от ненависти своего мужа.

– Привет, мисс Рази, – тоненьким голосом произнес Даркалион, стараясь выглядеть естественным и не подозрительным несмотря на то, что распластался у порога.

– Что вы делаете в этом крыле замка? – спросила Рази, наблюдая, как мальчишка, плохо владея неразвитым телом, неловко пытается встать. Она подумала, что, может быть, принц просто бездумно брел, окунувшись в свои мысли, и заблудился, но тот ответил:

– Мне было грустно, и я просто…

«Понятно, – подумала тюремщица. – Как обычно». Но вслух спросила:

– Отчего же юному принцу бывает грустно?

– У мамы сегодня день рождения… – шмыгнул носом Даркалион.

– О, так я непременно зайду поздравить ее, – пообещала Рази и потрепала мальчика по волосам. – Его величество, как я понимаю, на праздник не придет?

– Нет. И праздника не будет, – заметив недоуменный взгляд Рази, Дарк пояснил: – Мама болеет.

«Понятно. Как обычно», – снова мысленно кивнула девушка, но вслух сказала:

– Думаю, это ничего. У вас же через неделю тоже день рождения. Замышляется большое событие, огромный прием – и все в вашу честь. И в честь вашей матушки, конечно. Так что еще повеселимся. – Рази подмигнула Даркалиону и тот, покраснев, несмело улыбнулся.

Проводив мальчика в крыло, которое занимала королевская семья, тюремщица вернулась в распорядительную комнату, где ее уже ожидали офицеры. Задачку им предстояло решить непростую: на вопрос «Кто желает свести его величество в могилу?» можно было ответить огромным списком имен – таким длинным, что им можно было устлать, как ковром, абсолютно все коридоры замка.

А он, несмотря на то, что сегодня день рождения королевы, был объят холодом и тишиной. Ни намека на радость. Будто никто и вовсе не знал о дате, а тот, кто знал, не придавал ей никакого значения – как и самой королеве. Все понимали, что ею мать Дарка была только на словах. Власти в ее руках не было никакой, как и права голоса. Она была милой, чувствительной, восприимчивой, мягкой, доброй – но все это были качества, не ценные здесь, в замке, – да и в целом королевстве. Супругу Фериса привыкли не замечать, а она привыкла отказываться от любой публичности, ссылаясь на слабое здоровье. Она стала почти призраком, последние годы совершенно не появлялась на людях, лишь серой болезненной тенью перемещалась между своими покоями и беседкой в саду. Многие уже и не помнили ее настоящего лица – его в сознании заменила счастливая маска, изображенная на портрете королевской семьи. А некоторые забыли даже ее имя. И только двое самых верных служанок допускались в покои королевы.

За все время своей службы Рази видела ее величество от силы раза два – и то только на мероприятиях, требующих обязательного присутствия королевы, коих в церемониале оставалось все меньше и меньше. Пожалуй, будет верно сказать, что она была почти никому не нужна – никому, кроме своего сына. Рази не была уверена, что ее величество любила Дарка так же сильно, как он ее, – скорее, принц был ее тихой гаванью, но при этом напоминанием о ее вине и ошибке. Король давно убедил королеву в том, что из-за своей слабости та родила ему сына, недостойного быть наследником мощи и величия Фериса.

Всю следующую неделю Рази буквально не покидала распорядительной комнаты. Работы было много. Под ее подозрение попала едва ли не вся свита короля, так что допросы велись без остановки. Часто с пристрастием. Но письмо с угрозой словно появилось из ниоткуда – и вело в никуда. После его появления, несмотря на всеобщую мобилизацию, казалось, наступило какое-то по-особенному мирное время. Даже бунты простолюдинов успокоились. Никто не пытался напасть на Фериса, пробиться с боем в замок, атаковать карету с золотым гербом на дверце… Таких спокойных и благостных дней в королевстве давно не было. Даже королеву – удивительно! – видели с книгой в саду чаще, чем обычно. Письмо казалось безобидным розыгрышем, а не декларацией намерения свергнуть короля.

А через неделю в замке состоялся большой прием в честь пятилетия Даркалиона. Собрались все! Стража и гвардейцы были, конечно, подняты на уши, вымуштрованы – таких военных кордонов на памяти Рази еще не выстраивали. Однако, несмотря на усилия начальницы Тайной канцелярии, всех военных министров, генералов, офицеров и самого короля Фериса, случилось то, что случилось.

Взрыв в замке.

Потолок осыпался. Осколки окон разлетелись в разные стороны. Крики людей, кровь на их красивых нарядах, паника, стража бросилась в зал, где были правители, гости, предоставленные сами себе, ринулись к выходу, толчея, пыль, известь, копоть, хруст, падение тел, вопли…

Рази, продираясь через визжащую окровавленную толпу и бело-серую взвесь дыма, покачиваясь от звона и шума в ушах, добралась до плачущего Даркалиона и прижала его к себе. Хотела сказать, что все будет хорошо, но второй взрыв – совсем рядом – сбил ее с ног. Она накрыла принца собой, чувствуя, как спину прошивает осколками.

Дребезжание в голове. А потом – тишина.

* * *

– Привет, – Даркалион открыл глаза и мягко улыбнулся.

– Привет, – сказала Шолла, сидящая на краешке его кровати в бывших покоях королевы. Они с очнувшимся Тирилом перенесли его сюда, когда поняли, что в ближайшее время молодой король не придет в себя. – Я волновалась.

– Да? – спросил Дарк и нахмурился. – А что… А где… Эм… Ох, голова…

– Аккуратнее, мой король, – прошептала служанка. – Вам сильно досталось от той большой женщины.

Он медленно приподнялся, болезненно морщась, и попытался сфокусироваться на девушке. Солнце сквозь большое приоткрытое окно освещало его лицо.

– Шолла? – словно с трудом узнавая, проговорил Даркалион.

– Да, мой король, – она легко поклонилась одной головой и тут же вспыхнула, поскольку парень нежно, но крепко взял ее за руку.

– Я же просил называть меня по имени, – улыбнулся он, но вдруг резко сделался серьезным. Его глаза опустошенно и горько смотрели через окно вдаль. – Знаешь, Шолла, мне приснился сон, который в детстве часто мучил меня, но со временем забылся. И мне