ночью ей в напиток. Это оказалось так просто. Там был кетамин, я раздобыла немного, высыпала порошок в ее стакан, пока он не растворился, и попросила одного из друзей Камиллы дать его этой англичанке с рыжими волосами. Казалось, он не прочь оказать мне услугу: на вид она была довольно хорошенькая. Я должна была это сделать. Нельзя было допустить, чтобы она там оказалась. Но это не значит, что я не чувствую вины. Я всю жизнь осторожничала с наркотиками – разве что кроме той ночи в парке. А потом дать наркотики другому без его согласия. Это было не круто. Она не виновата, что допустила ошибку, придя в это место. Это самое ужасное. Возможно, она даже неплохой человек.

Но я знаю себя.

Камилла выходит из своей комнаты в шелковой сорочке, вокруг глаз черные круги размазанного макияжа. Она впервые за весь день всплыла на поверхность.

– Эй. Прошлая ночь была сумасшедшей. Народу реально понравилось, что скажешь?

Она пристально смотрит на меня.

– Putain, Мими, что за вид. Что с твоими коленями? – Они все еще болят в том месте, где я ударилась об асфальт перед фургоном; консьержка настояла на том, чтобы смазать ссадины антисептиком. Она смеется. – У кого-то была хорошая ночка, non?

Я пожимаю плечами.

– Oui. Наверное, да. – На самом деле это была одна из худших ночей в моей жизни. – Но я… плохо спала. – Не спала совсем.

Она еще внимательнее смотрит на меня.

– О-о. И что это за бессонница?

– О чем ты? – Я хотела, чтобы она перестала буравить меня глазами.

– Ты знаешь, о чем я! Таинственный поклонник?

Внезапно мое сердце слишком быстро забилось в груди.

– А, нет. Ничего такого.

– Подожди, – она улыбается мне. – Ты мне никогда не рассказывала. Это сработало?

– Что значит сработало? – Я чувствую, что она давит на меня, аромат «Мисс Диор» и несвежего сигаретного дыма вдруг становится невыносимым. Нужно, чтобы она отстала от меня.

– То, что мы выбрали. Мими! – Она поднимает брови. – Ты же не забыла? Это было всего две недели назад!

Уже кажется, что это случилось с кем-то другим. Я вижу себя персонажем фильма, который стучится в дверь комнаты Камиллы.

Она открывает дверь пальцем ноги: сидит на кровати и красит ногти на ногах, в комнате воняет лаком для ногтей и травкой.

– Я хочу купить нижнее белье, – говорю я ей.

Все мое нижнее белье мне всегда покупала мама. Каждый сезон вместе мы ходили в «Эрес», и она покупала мне три простых комплекта: черный, белый, телесный. Но я хотела чего-то другого. Что-то, что я бы выбрала сама. Только я понятия не имела, куда идти. Я знала, что Камилла поможет.

Брови Камиллы взлетели вверх.

– Мими! Что с тобой случилось? Этот новый образ и сейчас… нижнее белье? Кто он? – Она хитро улыбнулась.

– Или она? Merde, ты такая загадочная, что я даже не знаю, может, ты на самом деле предпочитаешь девушек. – Она ухмыляется. – Или, может, ты похожа на меня, и это зависит от настроения?

Неужели она на самом деле не догадывалась о нем? Мне это казалось таким очевидным. Не только потому что он мне нравился, но потому что между нами была особая связь. Мне казалось, что это было ясно для окружающих, для всех, кто нас видел.

– Пойдем, – сказала она, вскакивая и отбрасывая в стороны поролоновые разделители для пальцев. – Прямо сейчас.

Она затащила меня в «Пасаж дю Дезир» на площади Шатле. В секс-шоп – на большой оживленной торговой улице рядом с магазинами одежды и обуви. Во Франции секс – это предмет национальной гордости. Из магазинчика выходят пары с сумками в руках, заговорщицки улыбаются друг другу, во время обеденного перерыва туда забегают женщины, чтобы купить вибраторы. Я никогда раньше не заходила в такие места. На самом деле, каждый раз, когда я проходила мимо одного из таких магазинов, я краснела при виде витрин и отводила взгляд.

Мне казалось, что все присутствующие смотрят на меня, задаваясь вопросом, что девственница-неудачница делает среди всех этих латексных фетиш-нарядов и смазки. Я опустила голову, пытаясь спрятаться за своей новой челкой. Всплывали ужасные образы, как будто папа проходит мимо и каким-то образом замечает меня внутри, вытаскивает за волосы: называет меня une petite salope у всех на глазах.

Камилла откопала коробки с вещами, так называемыми любовными наборами: целыми комплектами нижнего белья и подтяжек за десять евро. Но я помотала головой; они были недостаточно интересными. Она схватила огромный ярко-розовый фаллоимитатор с непристойно выступающими венами и помахала передо мной.

– Может быть, тебе стоит присмотреть себе один, пока мы здесь.

– Положи его обратно, – прошипела я, готовая умереть от стыда. Да, у нас, у французов, тоже есть похожее выражение: mourir de honte.

– Мастурбация полезна для здоровья, cherie, – проговорила Камилла громче, чем нужно. Ей все это очень нравилось. – Знаешь, что вредно для здоровья? Не мастурбировать. Держу пари, в школу, куда засунул тебя твой отец, говорили, что это грех.

Я рассказала Камилле о школе, но не о том, почему мне пришлось уйти.

– Va te faire foutre[77], – ответила я, толкая ее.

– Ах, да это именно то, что тебе нужно. Давай-ка потрахайся с собой.

Я вытащила ее оттуда. Мы зашли в более шикарное заведение, где продавщицы с их шиньонами и идеальной красной помадой искоса поглядывали на меня. Моя мужская рубашка, мои большие ботинки, моя постриженная дома челка. За нами следил охранник. Обычно этого уже было достаточно. Я бы ушла. Но мне нужно это сделать. Для него.

– Я тоже хочу себе что-нибудь, – сказала мне Камилла, прижимая к себе шелковый бралетт.

– Да у тебя вещей больше, чем во всем этом магазине.

– Да. Но я хочу чего-то более утонченного, понимаешь?

– Для кого? – спросила я ее.

– Для кого-то новенького. – Она загадочно улыбнулась. Это было странно. У Камиллы не было секретов. Если у нее появлялся новый любовник, весь мир знал об этом уже через полчаса после их первого секса.

– Расскажи-ка мне, – попросила я. Но она по-прежнему отказывалась говорить. Мне не нравилась эта новая, загадочная Камилла. Но меня слишком волновала моя новая покупка, чтобы заморачиваться. Я не могла дождаться.

После полок с дизайнерскими секс-игрушками мы просматривали стеллажи с кружевом и шелком, щупали ткань. Нижнее белье должно быть идеальным. Кое-что было чересчур: с вырезами, ремешками и пряжками, кожей. Некоторые из них Камилла забраковала, как «вещи твоей мамочки»: в цветочек и шелковых пастельных тонах – розового, фисташкового, лавандового.

– Я нашла, что тебе нужно. – Она протянула его мне. Это был самый дорогой