— Хелена… О тех вещах, которые я рассказал тебе на пляже…

— Да?

— Я прошу прощения за то, что говорил так откровенно. Это было нехорошо с моей стороны.

— Не говори глупостей. Я спросила тебя о твоем прошлом. Я хотела знать. Естественно, я не возражаю, чтобы ты рассказал мне.

— После этого ты исчезла.

— Потому что мне нужно было время подумать, — ответила она. — Что я и сделала.

— И?

— Тебе было нелегко поделиться всем этим со мной, не так ли? Правдой о сэре Освальде, твоей матери и друзьях из приюта.

— Конечно, есть более приятные темы.

Она высвободила ноги из-под себя и расправила юбки.

— Да, ну… это заставило меня задуматься о нашей ситуации. О моей ситуации. Что, на самом деле, эгоистично. За исключением того, что наши жизни теперь так неразрывно связаны.

Она перевела дыхание.

— Я пытаюсь сказать, что я решила, что да, я поеду с тобой в Лондон. Я поговорю с джентльменом из газеты.

Джастин на мгновение замолчал. Выражение его лица было серьезным, его серые глаза смотрели на нее с большей, чем обычно, напряженностью.

— Что заставило тебя передумать?

— Когда я услышала, как упорно ты стоял на своем, каким храбрым ты был, я тоже почувствовала себя храброй. Но я ведь не храбрая, правда? Я до смерти боюсь возвращаться. Но я сделаю это. Только… Я, наверное, буду цепляться за твою руку еще крепче, чем тогда, когда мы катались на Хиране.

Он взял ее руку в свою и крепко сжал пальцами. Бабочки затрепетали у нее в животе, когда он поднес ее к губам и поцеловал костяшки пальцев.

— За что это? — спросила она.

— За то, что доверяешь мне. Несмотря ни на что.

Она пожала ему руку.

— Я действительно доверяю тебе, Джастин. Всем сердцем.

В течение следующих двух дней, когда дороги подсыхали, началась серьезная подготовка к их поездке в Лондон. Были приняты финансовые меры, выстирана и упакована одежда, а Бутройд и Невилл получили инструкции, как вести дела в отсутствие Джастина.

Утром в день их отъезда Дэнверс подогнал экипаж к фасаду аббатства.

— Мы поедем на железнодорожную станцию в Эббот-Холкомбе, — объяснил Джастин, подсаживая Хелену в карету. Он забрался следом за ней и устроился на противоположном сиденье. — Это быстрее, чем ехать до самого Барнстейпла.

Хелена выглянула в окно. Казалось, она не совсем понимала, о чем он говорит. Ее лицо было бледным, руки в перчатках лежали на коленях.

Дэнверс приказал лошадям трогаться с места. Старинный экипаж, содрогаясь, покатил вперед.

— Мы можем телеграфировать Финчли, чтобы он знал, что мы уже в пути, — продолжил Джастин. — Без сомнения, он уже нашел нам дом, который можно снять на время нашего пребывания.

— Он был настолько уверен, что я соглашусь приехать?

— Финчли всегда планирует все на случай непредвиденных обстоятельств. В этом отношении он очень похож на Бутройда.

Хелена на мгновение замолчала. Выражение ее лица омрачилось.

— Дом на фешенебельной улице будет стоить дорого. И мы еще не знаем, выдаст ли банк какие-либо из моих средств.

— Позволь мне позаботиться о расходах.

Она бросила на него страдальческий взгляд.

— Их будет так много.

Джастин прекрасно это знал. Бутройд ненавязчиво напоминал ему об этом последние несколько дней.

— Это не имеет значения. У нас с Финчли все под контролем.

По крайней мере, Джастин на это надеялся.

Он очень мало знал о светском обществе. О законах он знал еще меньше. По правде говоря, он почти ожидал, что по прибытии в Лондон их встретит дюжина поверенных графа и представит юридические документы, которые не только расторгнут его брак с Хеленой, но и дадут им право увезти ее. Он слишком легко мог представить, каково это — стоять там и наблюдать, не в силах помочь ей.

Он уже бывал в таком положении раньше.

Но это был не Канпур. Это была Англия. И Финчли действительно знал законы. Он был уверен в предложенном им плане. Бутройд также одобрил этот план. Все, что нужно было сделать Джастину, — это выполнить его. Что могло пойти не так?

«Все», — мрачно подумал он.

Но не стоит зацикливаться на худшем варианте развития событий. Не сейчас, когда нервы Хелены и так были натянуты как тетива лука.

Он попытался перевести разговор на более тривиальные темы, поддерживая постоянную — и совершенно нехарактерную для него — болтовню, пока они не прибыли на станцию в Эббот-Холкомбе.

Выйдя из кареты, они зашли в кассу, чтобы купить два билета первого класса. Верная своему слову, Хелена крепко вцепилась в его руку. Она была напугана и изо всех сил старалась этого не показывать.

— У нас есть полчаса до прибытия поезда, — сказал Джастин. — Не хочешь зайти в книжный киоск? У них есть романы. Ты могла бы купить что-нибудь в дорогу.

Она покачала головой.

— Я не смогла бы разобрать ни слова. Я слишком нервничаю.

Он накрыл ее руку своей и ободряюще сжал.

Поезд прибыл в десять минут двенадцатого, сопровождаемый какофонией скрежета металла, дыма и пара. Толпа пассажиров высадилась, дамы и джентльмены всех мастей сновали туда-сюда. Здесь было далеко не так многолюдно, как на вокзале Кингс-Кросс или Ватерлоо в Лондоне, но гораздо оживленнее, чем Джастин ожидал. На этот раз он был благодарен своему внушительному росту. Он легко привлек внимание одного из носильщиков и попросил его погрузить их багаж в поезд.

— Вон наш вагон, — прошептал он Хелене. — Мы можем подняться на борт через минуту. Ты почувствуешь себя спокойнее, когда мы займем свои места.

Они прошли по платформе к вагону первого класса. Неподалеку собралась группа дам, громко разговаривающих между собой. Когда Джастин и Хелена проходили мимо, он увидел, как одна из них отделилась от группы.

— Неужели это возможно? — воскликнула она. — Какое счастье. Смотри, мама. Это Торнхилл. А это, должно быть, его новая невеста!

На мгновение время остановилось. Джастин снова стал мальчиком-сиротой, только что поступившим в школу, и слышал пронзительные голоса миссис Брей и ее дочери, которые осыпали его бранью.

Но две женщины, которые подошли к нему, были совсем не похожи на тех, кого он помнил.

Волосы миссис Брей поседели, а ее крепкая фигура располнела. Она была одета в неизменное черное платье, на ее трясущейся шее была приколота брошь из гагата. Сесилия Брей тоже была одета в черное, ее юбки из тафты были натянуты на огромный проволочный кринолин. У нее все еще были золотистые кудри и пухлые губки, которые в юности делали ее