ему череп. Неожиданно на коже огромной рыбы появились синие круги, которые быстро увеличивались в размерах, и скоро все ее тело засветилась серебристо-синим цветом. Жизненная энергия покидала умирающий организм, излучая свет неограниченной свободы, – марлин навсегда прощался с родной стихией. Через некоторое время эта синева погасла, рассеявшись в окружающем нас пространстве, и волшебный странник морских просторов превратился в обычную мертвую рыбу.

Отказываться от виски на обратном пути я не стал. Хасанов и Эстер оживленно смеялись, обсуждая прошедшую охоту. Когда катер занял свое место в трюме, олигарх предложил женщине свою руку, чтобы подняться с кресла, и я заметил, что пальчики Эстер задержались в ладони Хасанова чуть дольше, чем этого требовали приличия.

Все шло, как и задумано, но после рыбалки в моей душе остался неприятный осадок.

Я спросил у Эстер, не трогала ли она мою фотокамеру. Получив отрицательный ответ, я задумался. Было маловероятно, что я сам, по недомыслию, или рассеянности, удалил из камеры эти фотографии. Таким образом, оставался лишь один человек, который мог сделать это, – Мильчин.

Вот ведь сволочь! – я вспомнил, как злобно смотрел на меня толстяк, после того, как я сделал эти снимки. Вероятно, он проник в нашу каюту, пока Хасанов показывал яхту. Со стороны Мильчина такие действия выглядели не слишком умными, ведь они могли подчеркнуть возникшие у меня подозрения. С другой стороны, он мог рассчитывать на то, что успешно ликвидировал улики, полагая, что я не успел скопировать результаты своей съемки за такой короткий срок.

Тут толстяк ошибался. Эстер предала копии фотографий Мише в то время, когда «милый Лео» накачивался медовым ромом. Сама пропажа снимков из камеры была бы сущим пустяком, если бы это не обозначало, что Мильчин в чем-то подозревает меня.

Но в чем, и делился ли он своими мыслями с хозяином? – по дороге в столовую, я высказал свои соображения Эстер, но она не слишком встревожилась этим:

– Скорее всего, слежка за нами входит в круг его обязанностей, – заявила моя спутница, – думаю, что он следит за всеми гостями, которые бывают на яхте, поэтому не стоит обращать на действия толстяка никакого внимания. Не думаю, что он заметил за нами что-то большее, чем любовь к фотографии!

Мне так не казалось, но в тот момент Эстер была абсолютно права. К сожалению, многое в жизни зависит от случайностей, и позднее выяснилось, что дурные предчувствия меня не обманули, просто все произошло совсем не так, как я мог предполагать.

Утром мы прибыли в Гибралтар. Эстер захотела осмотреть этот крошечный осколок Британской империи, и Хасанов вызвался быть ее гидом. Мне тоже хотелось на берег, но обстоятельства требовали, чтобы «милая Лаура» и олигарх смогли побыть наедине. Не придумав ничего лучшего, я сослался на то, что растянул руку во время рыбалки, и остался на яхте.

Я поднялся наверх. Мильчина в салоне не было, а возле бассейна загорала на солнце скучающая Ольга. Будучи уверенной в своей безопасности, девушка сбросила купальник, и загорала, лежа на спине. Рядом с ней стоял пустой стакан. Надо отметить, что обнаженная фигура девушки была безукоризненной.

Моя тень легла на ее лицо, и Ольга распахнула густо накрашенные ресницы. Насмешливый взгляд девушки сочетался с любопытством, она явно скучала.

– А вот и немчик… на ловца, и зверь бежит! – фраза была сказана по-русски. Эта самоуверенная девчонка была твердо убеждена, что я не понимаю этого языка.

– Я хотел искупаться, не помешаю вам? – по-английски спросил я

– Нет, пожалуйста, не помешайте мне! – язык Шекспира давался девушке неважно.

Бассейн был достаточно глубоким, чтобы нырять, но несколько маловат для пловца. Наскоро окунувшись, я присел на одно из кресел.

– Жарко, – сказал я, – хотите, я принесу вам холодную выпивку?

– Джин, и побольше льда с тоником!

Я принес запотевший бокал с джином, и стаканчик с яблочным соком для себя.

– Спасибо! – по-русски сказала девушка.

– Паджальуста! – попытался соответствовать я, вызвав у Ольги приступ смеха.

– Какие вы, иностранцы, смешные, когда пытаетесь говорить по-нашему, Питер!

– Да, Питер. Еще коктейль? – спросил я, глядя на быстро опустевший стакан Ольги.

– Да ну их, эти коктейли, надоело. От них тоскливо на душе. Я хочу напиться, и не так, как вы пьете в вашей паршивой Европе, а просто напиться, по-нашему, по-русски! — сказала Ольга, переходя на английский, – принеси большую бутылку виски и стаканы!

– Большую бутылку? – переспросил я, изобразив удивление.

– Ес, ес; биг батл, – передразнила меня девушка, – чурка непонятливая!

Я выполнил это требование, а невозмутимый бармен принес нам вазочку с орехами и серебряное ведерко со льдом и щипчиками. Нагота девушки нисколько не смущала его, видимо, работая у олигарха, он насмотрелся многого.

Свой стакан виски Ольга осушила залпом:

– Что удивился, немчура? Русские после первого стакана не закусывают! – она поднялась с шезлонга, и пересела на кресло, стоящее напротив меня.

От резкого движения капельки растаявшего льда из пустого стакана выплеснулись на грудь девушки. Она дала мне возможность проследить, как они стекают вниз, к ее интимной прическе, а затем ехидно поинтересовалась на родном языке:

– Ну, что нравится тебе мое тело? Хочешь меня? Я лучше, чем твоя Луара?

– Луара? Франция. Шамбор, Шенонсо, да? – я старался соответствовать образу тупого иностранца, думая о том, что всегда успею швырнуть эту хамку в бассейн, благо далеко ходить не надо.

Тем временем девчонка схватила бутылку за горлышко, и хлебнула прямо оттуда.

– Какая, блин, к черту, Франция! Вот отымеет твою жену Хасанов, тебе любая Франция с полянку покажется. Но ты не бойся, мачо…. Как только ты станешь рогоносцем, я тебя утешу, и ты увидишь, что я лучше! – Ольга пьянела на глазах. – А Хасанов.… Это такая сволочь! Меня обманул, он всех обманывает. Почему вы были на рыбалке, а? Секрет! – и девушка приложила палец к губам, — ты, немчура, не узнаешь никогда, что в это время с яхты выгрузили! Дай мне закурить! Ес, ту смок!

Я взял со столика, лежащие там сигареты и вручил их Ольге. Выпустив изо рта дым, она несвязно продолжила:

– Эти придурки уронили ящик, а под картоном крышка деревянная. Она раскололась, все и рассыпалось по их палубе, – девушка смотрела сквозь меня невидящим взглядом, – я-то с площадки все видела, а что видела не скажу, а то мне не жить! — и с пьяной непоследовательностью добавила, – а потом все удивляются, откуда у африканских повстанцев револьверы?

– Revolvers? – удивился я.

– Надо же, какой сообразительный…. Но я тебе ничего не говорила! — выговорив эти слова, Ольга закрыла глаза и заснула.

Мой бог! Так вот что лежало в тех коробках! – когда мои мысли пришли в порядок, я выплеснул остатки виски в бассейн, взял девчонку на руки и отнес в ее каюту. Когда я уложил ее в постель, Ольга на секунду очухалась, и протянула ко мне руки:

– Иди ко мне милый!

Судя по ее состоянию, девчонку ожидало тяжелое пробуждение, и я ей сочувствовал. Похмелье страшная штука, думаю с этим спорить никто не будет. Так почему бы мне не позаботиться о человеке, от которого я получил важную информацию? Я укрыл Ольгу простыней и поставил рядом с ней бутылку «Perrier» из каютного бара. Дверь в каюту была открыта, и я услышал, что в коридоре кто-то есть. Я подошел к двери, и этот человек сразу спрятался. Господи, как глупо! Ядовитая смесь пота и одеколона могла выдать Мильчина больше, чем за километр.

Я тихонько прикрыл дверь каюты и в два прыжка добрался до холла. Вспотевший толстяк даже не успел убрать приложенную к уху ладонь. Я заметил, что он стоит возле той самой карты, которую я так внимательно изучал позавчера. Но что позволено Юпитеру, не разрешено быку, – подумал я, – да, и когда еще мне подвернется такая удачная возможность!

– Подслушиваем? – застигнутый на месте преступления Мильчин напоминал мокрого суслика. Врезав ему по физиономии, я испытал приятное чувство выполненного долга.