Шрифт:
Закладка:
— Тебе надо отдохнуть, — и на всякий случай уточнил: — Ты точно не ранена?
— Нет, Лёшанька, не ранена. А вот девочки и Анна Ивановна… им нужна помощь, — она вытерла ладонью слёзы. — Я должна идти. Они меня ждут.
— Конечно.
— Спасибо тебе, что спас меня… нас… — произнесла она, погладила меня по плечу и, развернувшись, побежала внутрь школы.
— Да не за что, — пробурчал я вслед, на секунду закрыв глаза.
«Воистину захватчики твари, раз из-за них такие вот девчонки вынуждены не наслаждаться жизнью, а умирать или пытаться спасать раненых товарищей».
Чувствуя, что сейчас упаду, открыл глаза. Голова кружилась. Нужно сказать, вовремя открыл, потому что мне показалось, что в ту секунду я заснул, и ноги мои уже подкашиваться стали. Ещё бы немного, и, скорее всего, я бы свалился на землю, чтобы хоть несколько мгновений поспать.
Но спать было некогда. Враг из города ушёл, и сейчас нам необходимо было начать готовить город к его новой обороне.
Посмотрел на вход в здание, куда убежала Алёна, и отметил, что именно туда стали приносить других раненых, что получили ранения в бою за Новск. Их было немного. Судя по всему, все немцы, которые были внутри города, пошли в атаку по дороге на Троекуровск, где и остались. Но всё же раненые с нашей стороны были, и им внутри госпиталя оказывали помощь.
В окне первого этажа увидел Алёну, которая под тусклым светом осматривала плечо и руку Анны Ивановны.
Электричества в здании (как и во всём городе), не было, поэтому помещения и коридоры освещались самодельными факелами и карманными фонариками.
Слева послышался шум моторов. Я насторожился и на всякий случай, присев за лестницу, ведущую в школу, вскинул винтовку и, прижав приклад к плечу, приготовился к стрельбе. Но этого не понадобилось. К зданию подъехали два бронетранспортёра с включенными фарами. Это из Троекуровска прибыл штаб и его охрана.
Автомобили остановились. Двери открылись и оттуда вылезли красноармейцы. Один из них сбегал внутрь здания и, вскоре вернувшись, дал распоряжения. Из первого броневика вытащили носилки с Селивановым и понесли в госпиталь.
Из другого «Ханомага» вышел Воронцов. Он увидел меня и кивнул. Затем осмотрелся, остановив взгляд на лежащих на газоне телах. К нему подошёл лейтенант Рябцев. Стал докладывать. Всё время доклада чекист не сводил глаз с лежащих на траве тел медиков.
Через минуту он отпустил Рябцева и подошёл.
— Ну что, Лёшка, видишь, с кем мы имеем дело. Мерзавцы!
— Давно вижу, Гриша, давно, — прошептал я, чувствуя в душе опустошение.
— Алёна жива?
— К счастью, да. Как и начальник медицинской части.
— Про Предигер мне Рябцев доложил. А что Алёна жива — хорошо, — он вздохнул, повернулся ко мне и, аккуратно взяв за плечи, произнёс: — Спасибо тебе, Алексей, за то, что помог город взять.
— Не я — мы взяли! Так что всем нам спасибо! — поправил его я и, чтобы не выслушивать очередные хвалебные оды, спросил: — Что нужно делать сейчас? Поставь мне боевую задачу! Где моё место?
— Лёшка, дел много, но ты уже сделал больше, чем это возможно. Поэтому тебе сейчас только один приказ — отдыхать!
— Но как же… а линию обороны возводить? Надо же окопы копать в восточной части города. А в западной части окопы, что уже выкопаны, в порядок привести, — стараясь не упасть от навалившейся тяжести, прошептал я.
— Это без тебя как-нибудь сделают! Наши бойцы, пройдя по дороге, остановились на окраине и сейчас занимаются зачисткой от немцев. Они и займутся укреплением и оборудованием позиций. А ты иди спать! Я полтора часика кимарнул, а ты нет. Так что, давай, бери Садовского и идите отдыхать, — тут он осмотрелся по сторонам и спросил: — А где он, кстати?
— Не знаю. Был где-то здесь, — пожал я плечами.
— Ранен? Убит?
— Да нет. Он помогает нашим раненым размещаться в госпитале.
— Хорошо. Я дам команду его найти и передать приказ на отдых. А ты этот приказ уже получил. Так что, давай, кругом и марш в госпиталь, спать! Тебе надо выспаться! Завтра немец обязательно решит поквитаться с нами и попрёт! Нам всем нужно, чтобы ты был отдохнувшим, бодрым и готовым бить врага везде, где только можно, а не сонной курицей с закрывающимися от усталости глазами. Понял?
— Да, но… — попробовал я пояснить, что сейчас каждая пара рук, буквально, на вес золота.
Но Воронцов не стал меня слушать и гаркнул:
— Боец РККА Забабашкин! Кругом! — Делать было нечего, и я подчинился, развернувшись: — В госпиталь на отдых, шагом марш!
И когда я стал, еле-еле передвигая ноги, шагать ко входу, Воронцов крикнул вдогонку:
— Найдёшь комнату, там и будь, пока за тобой не придут. Никуда из госпиталя не уходи. Как проснёшься, дежурному доложишь, — а потом уже негромко добавил себе под нос: — Только вот надо бы сейчас этого самого дежурного найти да туда приставить.
Я не стал отвечать, а продолжил свой путь к лестнице, желая только одного: увидеть кровать и упасть.
Но дойти до двери, ведущей внутрь, не успел. Открылась дверь, и в проёме появился Садовский, держащий в руке еле-еле горящий факел.
— Ляксей, а я тебя искал, — дружелюбно произнёс он.
— Зачем? — промямлил я, размышляя с какой стороны его лучше обойти.
— Да вот… Я тут это, того… У тебя же с глазами плохо совсем, когда на солнце смотришь. Так я тебе вот чего раздобыл!
С этими словами он порылся за пазухой и, вскоре вытащив оттуда немецкие мотоциклетные очки, протянул их мне.
— Ого! Вот это да!
Взял очки и повертел их в руках.
— Это тебе. Носи на здоровье, — сказал он улыбнувшись.