В дальнейшей жизни убийца постоянно жаловался на то, что он глубоко любил свою мать, но не мог угодить ей, как бы сильно ни старался. Его решением в детстве стало проводить больше времени в угловом доме Мюриэл, своей бабушки по отцовской линии.

– Она всегда была такой любящей с нами, детьми, – вспоминал один из родственников. – Арти был одним из ее любимчиков. Он подходил к ней, чтобы она погладила его по спине. Он сделал бы для нее все, что угодно. В шесть часов утра он постриг бы ее лужайку. Он идеально подстригал газоны и делал это для всех. Но он никогда не работал в своем собственном дворе, как бы сильно его ни ругали родители.

С каждым годом потребность мальчика во внешней привязанности и одобрении, казалось, возрастала наряду с его донкихотским поведением, направленным на привлечение внимания. Он украл безалкогольные напитки из холодильника в продуктовом магазине «Бренонс» в Браунвилле и хвастался своими кражами, украл мороженое в магазине и поделился им с несколькими мальчиками, украл портативный радиоприемник из соседнего дома и развлекал своих двоюродных братьев музыкой. Были времена, когда он проявлял забавное чувство юмора и заставлял людей смеяться, но рано или поздно он отталкивал каждого потенциального друга. Когда он проигрывал соревнование, ему хотелось драться.

– Он не знал значения слова «хватит», – вспоминал двоюродный брат. – Избив кого-нибудь, он продолжал драться, пока кто-нибудь его не оттащит.

А вот что сказал другой двоюродный брат:

– Он бы повалил тебя на землю и заскрежетал зубами. Он бы ударил тебя и сказал: «Бах! Хлоп! Бах!» Он будто не знал, как выразить свой гнев, и использовал слова из комиксов.

По мере того как гнев, казалось, усиливался, усиливались и его издевательства. Он ударил мальчика книгами по лицу, разбив ему очки, и сломал нос своему двоюродному брату Дэвиду игрушечной винтовкой. Его более слабые одноклассники предпочитали исчезнуть, когда он появлялся в поле зрения.

– Мы были охренеть как напуганы, – вспоминал один из его бывших одноклассников. – Он был как черная туча, нависшая над районом. Ходили разговоры, что он приспешник Сатаны, дьявольский, злой. Никто, черт возьми, не знал, как с ним держаться. Ему не нужна была причина; он просто взрывался. Когда мы отворачивались от него, он только еще больше злился.

Через некоторое время Арти, похоже, отказался от нормальной детской жизни, все чаще уходил в окружающие Шоукросс-Корнерс леса, выискивая окаменелости, лазя по деревьям, исследуя пещеры и расщелины, вечно шепча что-то себе под нос. Он настаивал на том, что лес – его частная собственность, и угрожал застрелить нарушителей из мелкокалиберной винтовки. Если он был легким в воспитании ребенком, как позже настаивала его мать, то, возможно, потому, что редко приходил домой, кроме как поесть и поспать.

В девять лет он пожаловался, что у него затекают ноги. Родители беспокоились о возможности заражения полиомиелитом, который был проблемой в те времена, когда еще не проводилась всеобщая вакцинация. Когда год спустя Шоукроссы устраивали пикник на озере, маленький Артур соскользнул со скалы и ушел под воду на глубине метра. Отец вытащил его на берег. Когда к мальчику вернулось дыхание, он заявил, что не может ходить. Его положили в отделение неотложной помощи больницы сестер милосердия как «мистера Артура Джона Шоукросса».

Шесть дней тщательных обследований, включая спинномозговую пункцию и электрокардиограф, ничего не показали. Кровь, спинномозговая жидкость, моча, пульс, дыхание, рефлексы, мозговая активность – все регистрировалось в пределах нормы. Врачи, наконец, сдались и поставили диагноз «энцефаломиелит[16] неопределенного типа» и отправили пациента домой.

Годы спустя несколько циничных родственников все еще настаивали на том, что Арти симулировал симптомы, чтобы еще раз привлечь к себе внимание. По словам тех, кто знал его лучше всего, он часто симулировал болезни и даже потерю сознания.

– Однажды я видел, как он упал со скалы высотой метра два или больше, – вспоминал двоюродный брат. – Мы с братом подбежали и спрашиваем: «Боже, с тобой все в порядке?» Когда он не пошевелился, мы побежали домой – это почти триста метров, – чтобы позвать на помощь. Прибегаем, а Арти сидит на крыльце и своим утиным голосом спрашивает: «Чего вы так долго, ребята?» Некоторое время спустя мы отправились чистить коммерческие ульи для медоносных пчел. Арти убегал от пчел, налетел задницей на чайник в каких-то ягодных кустах и упал без сознания. Мой брат говорит: «Ты думаешь, он действительно ранен?» Я говорю: «Не знаю. Он не пострадал, когда на днях упал со скалы». – «Он не ранен». – «Давай уйдем отсюда. Если он ранен, то останется здесь». Мы начинаем уходить, а он вскакивает и начинает смеяться».

Вернувшись в школу после госпитализации, Арти, казалось, был не в состоянии сосредоточиться. Он редко делал домашнюю работу. Когда он не грезил на уроке наяву, то нарушал дисциплину. Некоторые учителя подозревали, что у него проблемы с обучаемостью, возможно, даже повреждение мозга; он проявлял проблески интеллекта, а затем забывал простейшие уроки. Менее отзывчивые учителя списали его со счетов как ленивого и невнимательного ученика. В своих последних тестах на коэффициент интеллекта он набрал от 86 до 92 баллов, что ниже нормы, но создавалось впечатление, что он не старался и ему наплевать. Это было обычное для него поведение.

Он завалил пятый класс и отстал от своих товарищей по первому классу на два года. Теперь Арт был уже на голову выше остальных. Он едва продержался во время этого повторного года, а затем с трудом перешел в шестой класс благодаря помощи родителей.

В сверкающей новой средней школе генерала Брауна для младших и старших классов стандарты были выше, а учителя менее снисходительны, чем в прежней. В седьмом классе Арт набрал 51 балл по английскому языку, 44 балла по граждановедению, 53 балла по арифметике, 77 баллов по правописанию, 67 баллов по естественным наукам, 80 баллов по чтению, 76 баллов по чистописанию и 62 балла по музыке. В результате он перешел в следующий класс условно. Он провалил свою первую попытку в восьмом классе. Теперь он был на три года старше своих одноклассников и еще большим изгоем.

Одноклассникам запомнилась его угрюмость.

– Одну минуту он был нормальным, а в следующую – гиперактивным, – сказал Рональд Л. Кристи. – Он срывался с катушек, и школьные власти наказывали его за взбалмошность.

Джордж Джей Хейли вспоминал о нем как о «единственном парне, который попадал в неприятности чаще, чем кто-либо другой… просто типичный умник и наглец».

Оба указали, что у него не было друзей.

К середине подросткового возраста привычки