Шрифт:
Закладка:
Она прикусила губу, долго сомневалась, но потом все же кивнула. Хальрун воодушевился.
– Вы хотели знать сюжет «Молчания улиц»? – спросила девушка.
– Да.
Она деликатно кашлянула.
– Неприятная книга, как и все у Тильгаля...
– Почему? – спросил Хальрун.
– Потому что он пишет для богатых, хотя и родился на обычной рабочей окраине! – резко ответила Мадвинна.
– Но ведь пишет он про жизнь бедных? – спросил газетчик, который все же кое-что запомнил из отрывка, прочитанного на вечере Мализы.
– Лучше бы он этого не делал! Он выставляет нас животными, неблагодарными, грязными, порочными и жадными. А те, кто читает его, верят в это и...
– Тише, – попросил Хальрпун. – Не горячитесь, вейя. Кому есть дело до глупого писаки?
– Тем, кто его читает, вей! Ведь они не знают ничего о жизни в округах вроде Роксбиля, и судят о ней по книгам этого человека. Вот...
Мадвинна бросилась развязывать стопку, но была остановлена Хальруном. Ему все же удалось остановить девушку от зачитывания романа.
– Если вам нужно коротко, вей, то это книга про детей. Про то, как тяжело быть сиротой на улице, как мальчикам приходится бороться со взрослыми и друг с другом ради выживания.
– И все? – Хальрун был разочарован. – Там не было чего-то необычного, запоминающегося эпизода или героя?
Мадвинна состроила недовольное лицо.
– Нет, вей. По сюжету одного мальчика берет к себе богатая семья, но он не поддается воспитанию.
– Это как? – спросил Хальрун, вспоминая пространные размышления писателя о морали.
Они были такими скучными, что газетчик даже не попытался их запомнить.
– Принятый в семью мальчик не испытывает благодарности, ворует и грубит приютившим его людям, поэтому в итоге снова оказывается лишенным всего. Конечно, неизвестно, чем завершится книга, но вей Тильгаль как будто считает, что приличным людям не стоило соприкасаться с миром улицы. Как будто ребенок неисправим, лишь потому что не родился с серебряной ложкой во рту... Вей Осгерт?
Хальрун думал.
– Благодарность, значит... Спасибо, вейя Альгель, – медленно произнес он. – Знаете, мне кажется, вы мне все-таки помогли.
– Неужели? Я даже не поняла, когда это сделала... И что я сделала...
– Я объясню позже, вейя, – пообещал Хальрун. – Сейчас мне нужно уйти.
– Уйти? – изумилась Мадвинна. – Мама же скоро вернется. Она вас так ждала!
– Успокойте ее, пожалуйста, а я должен идти.
Широким шагом Хальрун направился в прихожую. Растерянная девушка спешила за ним.
– Еще раз спасибо, – сказал газетчик, подмигнув изумленной Мадвинне. – Передавайте мой низкий поклон матушке.
С Фанной Альгель, впрочем, Хальрун встретился сам: он как раз сбегал по лестнице вниз, а она с тяжелой корзиной в руках поднималась наверх. В иных обстоятельствах газетчик обязательно помог бы квартирной хозяйке, но сейчас он лишь поклонился, на ходу прокричал извинения и пронесся мимо. Фанна пыталась что-то сказать, но Хальрун не слушал.
Оказавшись на улице, газетчик остановился. Желание действовать заставило его отказаться от отдыха, но рядом не было Дорена, способного облечь абстрактное стремление в конкретный план. Посоветоваться с детективом журналист тоже не мог: если Дорен до сих пор не отправился домой, то был занят в управлении. Хальрун, к тому же, хотел справиться самостоятельно... Азарт переполнял его, и при виде наемного автомобиля газетчик энергично замахал рукой.
– В Центр, – распорядился он.
– Где вас высадить в Центре, вей? – уточнил шофер, когда Хальрун устроился рядом.
Журналист внезапно растерялся.
– Еще не знаю, – признался он, понизив голос. – Но я пойму, куда хочу попасть, пока мы будем ехать.
На этот раз журналисту попался опытный шофер. Водитель пожал плечами, как бы говоря, видал я и не такое, а затем машина тронулась в путь.
– Можете не спешить, вей. Ваши размышления – мои деньги.
– Метко сказано, – согласился Хальрун.
Он припомнил детали дела и то, как Дорен сомневался, что гадалка предаст Мализу. Детектив разбирался в людях лучше, чем поначалу решил журналист.
– Не нужно искать новое, когда есть то, что сработало однажды, – сказал Хальрун, рассуждая вслух.
– Конечно, вей. В точку, – невозмутимо согласился шофер. – От добра добра не ищут, если вы про это.
У него было безразличное лицо привыкшего к чужим причудам человека, который смотрит на мир немного снисходительно, но не в обиду окружающим, а как мудрый философ.
– Про это! Именно! Я не стану выдумывать и воспользуюсь уже опробованным способом.
– Не знаю вашей ситуации, вей, но так поступать всегда разумно, – поддержал его шофер.
Хальрун кивнул.
– Спасибо. Вы отличный советчик. Вам об этом не говорили раньше?
– Говорили и очень часто.
– Прекрасно! – обрадовался журналист. – Теперь, когда я решил, куда мне нужно, сверните направо и пожелайте мне удачи.
Глава 18
После ночной грозы небо прояснилось, но было еще ветрено. Время приближалось к полудню – улица наполнилась звуками и людьми, и лишь Хальрун этого как будто не замечал. Газетчик целенаправленно шел к крыльцу вейи Кросгейс, а поднявшись, наоборот, засомневался. Перед тем, как потянуть рычаг звонка, журналист посмотрел на оставленную позади машину. Ее удлиненные бока были до половины высоты заляпаны грязью, а из изогнутой назад трубы тянулся дым. Аппарат должен был отвезти Хальруна домой – водитель обещал подождать. Газетчик позвонил в дверь и приготовился улыбаться.
– Доброе утро, вейя Нетта! – жизнерадостно произнес он, а затем вытянулся, заглядывая за спину девушке. – Вы собираете вещи, вейя? Не слишком ли рано?
- Вей Осгерт? – удивилась служанка. – Добрый день, вей… Прошу прощения, хозяйка не принимает сегодня. Если у вас имеется что передать ей…
Девушка загораживала путь, и на всякий случай Хальрун выставил вперед ногу, чтобы дверь нельзя было закрыть. Он рисковал отдавленными пальцами (подобное с газетчиком случалось не так уж редко), но был готов к подобной жертве. К тому же Нетта производила впечатление сострадательной особы, которая не стала бы сознательно вредить кому-то.
– Передайте вейе Кросгейс, что Хальрун Осгерт пришел по важному делу. Она обязательно примет меня.
– Но, вей Осгерт, разве…
– Очень важному, – повторил Хальрун. – Скажите ей еще, что она сама знает, какому. А если вейя продолжит сомневаться, то
