Показательно, что ленинградская рок-тусовка альбом поначалу вообще не заметила, а московский подпольный журнал «Ухо» назвал песни «Кино» «расслабленным бряцаньем по струнам», в котором «серной кислотой вытравлены всякий смысл и содержание». В тот момент сложно было поверить, что спустя буквально несколько лет большая часть композиций из «45» будет звучать чуть ли не в каждом дворе под приблизительный аккомпанемент ненастроенных шестиструнных гитар...

Аквариум. Табу (1982)

сторона A

Сегодня ночью кто-то

Пустые места

Кусок жизни

Береги свой хой

Пепел

сторона B

Никто из нас не

Игра наверняка

Аристократ

Сыновья молчаливых дней

Радамаэрл

«Табу» буквально сразил всех своим напором и энергией. Это была первая студийная работа «Аквариума», в которой группе удалось полноценно воплотить все нюансы электрического звучания — резкого, мощного, а в отдельных местах — стервозно-истеричного.

Судя по всему, еще во времена «Треугольника» Гребенщиков понял, что, подключая к студийной работе новых музыкантов, можно кардинальным образом менять саунд «Аквариума», получая взамен халявной хиппистской акустики многокрасочную звуковую палитру в диапазоне от хард-рока до new wave и реггей. Возможно, именно за счет «свежей крови» приглашенных на «Табу» музыкантов звучание альбома в сравнении с предыдущими работами группы оказалось наименее «аквариумоподобным».

Неоценимую роль в формировании нового звука сыграл Сергей Курехин, начавший сотрудничать с «Аквариумом» еще в период «Треугольника». С его приходом значительно возросли музыкальные требования как к членам группы, так и к уровню предлагаемых аранжировок. И если Гребенщиков более или менее четко представлял себе конечный результат, то Курехин знал, каким именно способом этого результата можно добиться.

В свою очередь Гребенщиков, отчаянно пытавшийся расширить арсенал того, что можно было бы сделать в рамках «Аквариума», в технической реализации собственных идей безгранично доверял Курехину. Дело доходило до того, что Сергей мог одобрять или не одобрять определенные гармонические ходы, и, если они ему не нравились, то композиции переделывались.

Благодаря подобному органичному разделению обязанностей период 1981–1983 годов оказался для «Аквариума» наиболее продуктивным в контексте музыкальной эволюции группы.

«Я не знаю людей, которые поглощали тогда большее количество музыкальной информации, чем мы с Гребенщиковым, — вспоминал впоследствии Курехин. — Мы максимально интересовались всем новым, что происходило в музыке, — джаз, ретро, народная музыка и, конечно же, весь рок. Любая интересная информация, которая попадала в поле нашего зрения, немедленно переписывалась на магнитофон. Поэтому все друзья-иностранцы, которые собирались к нам в гости, прекрасно знали, что везти с собой — виски, New Musical Express и всю новую музыку».

Реформы, явно или неявно проведенные Курехиным внутри группы, оказались далеко не безобидными. Старый «Аквариум», по-даосски относясь к собственной деятельности, чисто физически не мог избавиться от расслабленного подхода к записям и репетициям. Поэтому Курехин, скептически оценивая музыкальный потенциал отдельных членов коллектива, решил не рисковать и пригласил на запись «Табу» опытного басиста Владимира Грищенко (экс-«Гольфстрим») и совсем еще молодого Игоря Бутмана (саксофон), в уровне которых он не сомневался. Курехину достаточно было написать им приблизительные гармонии, после чего все партии баса и саксофона оказывались сыгранными максимум со второго раза. Странную на первый взгляд компанию новобранцев дополнили гитарист Александр Ляпин и Петр «Губерман» Трощенков, периодически подменявший своего барабанного гуру Евгения Губермана за ударной установкой в валютном баре одной из ленинградских гостиниц.

Ветераны группы Михаил «Фан» Васильев и Андрей «Дюша» Романов временно оказались не у дел и устроились на лето подрабатывать в каком-то ларьке продажей астраханских арбузов.

Таким образом, из классического состава «Аквариума» в сессии, помимо Гребенщикова, принимал участие лишь виолончелист Сева Гаккель. Неудивительно, что название «Аквариум» было вынесено на обложку с оправданным в своей неопределенности знаком вопроса.

Изображение на обложке самого БГ выдает его тогдашние симпатии к новым романтикам — начиная от челки и слегка нелепого плаща и заканчивая импрессионистской по настроению фотосерией Вилли Усова на развороте альбома. Любопытно, что увлечение Гребенщикова электронной волной в духе Ultravox, OMD и Human League почти не отразилось на аранжировках «Табу». К примеру, одна из сильнейших композиций «Пепел» первоначально планировалась как чисто синтезаторная пьеса, сделанная в минималистской манере Гэри Ньюмана, но при данном наборе аквариумовских инструментов практическая реализация этой идеи выглядела утопией. Не случайно Курехин как-то обронил: «“новая романтика” — это, прежде всего, большие деньги».

...Основу «Табу» составили песни, написанные Гребенщиковым в конце 1981 года и ставшие базисом той электрической программы, с которой «Аквариум», несмотря на всевозможные запреты, довольно часто выступал на подпольных концертах в Москве и Ленинграде. К моменту записи альбома каждая композиция из «Табу» уже неоднократно была обкатана живьем, причем с каждым последующим выступлением песни звучали все более завершенно — развитие аранжировок плавно скользило в сторону канонической студийной версии. Если сравнивать между собой концертные бутлеги «Аквариума», датированные январем и июнем 1982 года («Арокс и Штер» и «Электрошок», соответственно), нельзя не обратить внимание на существенный прогресс, произошедший в ансамблевом звучании группы за эти полгода. Другими словами, к началу работы над «Табу» «Аквариум» находился в довольно приличной форме.

Чуть ли не единственным затруднением, связанным с адекватной фиксацией электрического звука в студийных условиях, была проблема Ляпина. В свое время Ляпин закончил музучилище по классу скрипки, а перейдя на гитару и став виртуозным гитаристом, полюбил играть много и громко. Будучи поклонником утяжеленной блюзовой музыки, он предпочитал затянутые соло а-ля Хендрикс — с гитарой, пропущенной через самодельную жестяную примочку и дающую на выходе чудовищный хорус. Чтобы ляпинская манера игры хотя бы частично вписывалась в общую концепцию альбома, Гребенщиков давал ему возможность по максимуму отрываться на концертах, но в студии периодически вел с героем хард-роковой гитары душеспасительные беседы на темы минимализма в музыке. Время от времени подобное политпросвещение давало определенные результаты.

В отличие от большинства студийных работ «Аквариума», концепция и драматургия «Табу» оказались на удивление мало замаскированными. Сам альбом начинался с телефонного звонка — по признанию БГ, конкретному человеку, близко с ним связанному. Тональность звонка определяла характер альбома и, по существу, являлась еще одним ключом к нему. Говорят, что тот несостоявшийся телефонный разговор в какой-то степени определил будущее Гребенщикова.

Первая половина альбома представляла собой блок неожиданно жестких композиций, в котором, с точки зрения Гребенщикова, «гитара и пианино решают, кого из них должно быть больше». Вторая сторона «Табу» — удивительно точная фиксация атмосферы «молчаливых дней» — с мрачными дорзообразными клавишами, воем саксофона и плачем гитары, заставлявшими поверить в