Шрифт:
Закладка:
Ага! Вот туда… За икону…
И тотчас же снова бух на колени, подальше от комода. И вовремя: они уже поднимаются из подвала.
— На подволоке пошарьте! — скомандовал Маевский и подошел к Мишкиной кровати. — А это кто у тебя?
— Внучек, батюшка, внучек! Животом мается — репы объелся! Всю ночь до ветру бегал, только сейчас заснул.
Маевский не стал всматриваться в больного мальчишку и брезгливо отошел от кровати.
А Мишка уже давно проснулся, но боялся пошевелиться, боялся открыть глаза. Он ведь сразу узнал Маевского по голосу.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Белые на подволоке
⠀⠀ ⠀⠀
Вотинцев лежал на подволоке за кожухом печи, глубоко закопавшись в сено и спрятав винтовку под себя.
«Ну, пропал!» — думал он. И все-таки прикидывал на случай, куда бежать, что делать, если удастся выбраться отсюда — из этой западни. А в крайнем случае — так хоть садануть кого-нибудь напоследок со всей силы.
Потом он стал обдумывать — почему все так получилось.
Надо было разведку пустить по всем дорогам, — решил он. — Чтобы они еще на подходе, а мы уже наготове.
Пароль надо было к телефону. А то вон как глупо вышло: сами выбежали под пули!
И надо бы нам не в казарме ночевать, а тоже в духовном, чтобы всем вместе. Вон — наши стреляют, держатся. Вместе дольше бы продержались! А может, отступить бы, сил набрать… А мы остались.
А Коля-то где же? Добежал ли? Успел ли?
— Эх, дрянь дело! — еле слышно прошептал он. И так же тихо со злобой выругался.
А уже скрипела лестница под солдатскими сапогами. И вот — белые на подволоке. Около них пусто, а куда ни глянь дальше — все забито сеном до самой крыши.
— Запасливая! На всю зиму хватит! — сказал один солдат о хозяйке.
— Домовитая! В сеновал не вошло, так она приспособила чердак! — отозвался другой солдат.
— Ну, как там? — крикнул снизу Маевский.
— Никого нету, ваше благородие. Одно сено…
— А вы пощупайте! Может, в сено закопался!
Солдаты лениво потыкали штыками в сено.
— Нету, ваше благородие…
Лестница снова заскрипела. Топ! топ! топ! — грузно поднялся на чердак Маевский. Осмотрелся. Вытащил наган.
— Смотрите — не шелохнется ли! — сказал он солдатам и выстрелил в угол, потом в другой, потом около трубы.
Последняя пуля прошла где-то совсем близко от Ивана Сидоровича. Какая-то соломинка, взвихренная выстрелом, впилась ему в щеку, но он даже не заметил этого.
«Эх, гранату бы!» — думал он.
Внизу побледнела хозяйка, услышав выстрелы:
«Нашли беднягу, не иначе, — подумала она. — Тут же и кончили… Мне-то что теперь будет… Ох, пронеси, гослоди!»
Выстрелы встревожили, испугали Мишку, и он начал приподниматься с кровати.
— Лежи! Лежи! — бросилась к нему хозяйка. — Здесь они, ироды! Лежи, замри!
И она накинула на него одеяло — укрыла с головой.
— Ну? — спросил наверху Маевский.
— Нигде не шелохнулось, ваше благородие!
Белые спустились в комнату. Маевский еще раз пригрозил хозяйке:.
— Если знаешь, да не сказываешь, тут тебе и каюк!
Одного солдата оставили у ворот, а сами побежали к духовному училищу, откуда все чаще и сильней доносилась стрельба.
Хлопнула дверь, скрипнула калитка, удалились шаги. Хозяйка в комнате облегченно вздохнула:
— Услышал господь… Ушли, проклятые…
Подошли к Мишке, наклонилась:
— Лежи тихо! Один-то еще не ушел, сидит у ворот на лавочке. Лежи: вдруг вернутся!
А Вотинцев пошевелился, стер со щеки что-то густое, липкое, по вылезать из сена еще побоялся…
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
„Держатся еще ваши"
⠀⠀ ⠀⠀
Прошел час, второй, третий…
Снова заскрипела лесенка на чердаке. На этот раз заскрипела тихенько, словно шепотом.
Вотинцев прильнул к полу и постарался не дышать. Но шаги были уже не те, не солдатские, а легче и увереннее. Сразу было ясно, что тот, кто лез по лесенке, делал это не в первый раз.
Вот уже шаг и у самою сена.
— Сидорыч! — чуть слышно прозвучал сдавленный голос хозяйки. — Ползи сюда! Поешь, попей!
Вотинцев подполз на голос, высунул из сена голову и одну руку.
— На! Поешь, попей! Беляк-то за воротами, не услышит. — И хозяйка протянула ему кружку с водой и краюшку хлеба.
— Наши то как там?
— Стреляют еще, палят. Слышишь?
— Сойду я?
— И не думай! У них по всем улицам патрули! Ни за что погибнешь!
Да, можно было только таиться и ждать. И Вотинцев ждал. И время еле еле тянулось…
— Коля-то, Коля-то добежал ли?..
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
22
⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀
В осаде
⠀⠀ ⠀⠀
А Коля все-таки успел добежать до своих. Еле-еле успел. За ним — за последним — закрыли и заперли дверь. Он бросился искать Ивана Сидоровича и не нашел его поблизости, а бегать-искать по всему зданию уже не было времени — надо было обороняться от проклятых белогвардейцев.
— Ничего! — кричал осажденным комиссар. — Стены — толстые, патроны у нас есть, штурмом нас не возьмешь! А там, глядишь, и помощь подоспеет. Но патроны беречь! Стрелять только по цели!
В белогвардейском отряде было немало бравых вояк — одних офицеров десятка три. Они храбро вылавливали из домов красноармейцев-одиночек. Но брать штурмом трехэтажное каменное здание, защитники которого вооружены и не собираются сдаваться, что-то не находилось желающих.
Может быть, все и ограничилось бы одной перестрелкой, если бы не два человека.
Один из них — Маевский. Полный злобы, он придумал страшную штуку:
— Выкурить их оттуда! Поджечь!
Сначала его не поддержали. Поджигать уже пробовали, подтаскивали солому к самой двери. Но солома вспыхивала, а дверь держалась по-прежнему — только косяки обгорели.
Вторым человеком, погубившим все, стал старый черт, тоже прибежавший сюда из Вятки.
— Керосинцем их! Керосинцем полить! — закричал он, выпятив вперед свою желтую бороденку. И стал просить у своих старых знакомых — двух нолинских торгашей:
— Афанасий Васильевич! Димитрий Михайлович! Для ради отечества, господа! По бочечке керосинчику! Доблестным нашим защитничкам помочь! Большевиков на свет божий выкурить!
А торгаши злы, как цепные псы. На них большевики наложили контрибуцию: вынь да положь пятьсот тысяч рублей, и завтра последний срок уплаты. А уже светает, уже завтрашний день подходит! Они рады весь керосин отдать, да свои денежки сохранить.
Прикатили две бочки керосину, привезли пожарный насос, качают — подают
