Но у меня мороз пошёл по коже от его взгляда и тона.

— Вы кто вообще такой и что вы себе позволяете? Это угроза? Я командир части… — почувствовал что-то такое и новый начальник.

— Да все вы командиры, пока в чужих руках обсераться не начинаете, — лениво и очень нехорошо усмехнулся Костя. — А на экскурсиях в Туменских оврагах и не такие терялись. Пока никого не нашли.

— Это что было? — спросил сына мрачно хмурясь Гена, когда новый командир почти сбежал.

— Рыкнул на падальщика, — пожал плечами Костя. — Нет у него такой возможности, взять и выселить вас. Только если обманув. А я дал понять, что лучше не надо.

И подобные моменты были лишь первыми из многих и многих других. К удивлению, началась вырубка леса на большом участке прямо по границе с частью. С ещё большим удивлением мы узнали, что там идёт стройка. И в качестве строителей там солдаты, а строится особняк для командира. При этом ежегодный ремонт в части отменился, хотя каждый год согласовывали комиссию, которая обходила с проверкой каждый склад, каждую постройку. В части даже не побелили бетонные основы под клумбы, бордюры и колонны клуба, штаба и медчасти.

Генка бушевал, но сделать ничего не мог. По ведомствам и министерствам места занимали непонятно откуда и как появившиеся люди.

— Пап, ну если командующий ВДВ теперь Грачёв, то чего ты хочешь? — возмущался Мишка по телефону. — Я учился с ним в одно время, как он погоны получил загадка.

Генка всё чаще хмурился и молча смотрел в окно.

В девяносто первом у нас появилась привычка включать новости только с утра. Чтобы к вечеру хоть немного успокоиться. К счастью, Эдик Елизаров смог добиться служебной проверки, и нового командира сняли с должности за растрату. И не просто сняли. Он был уволен в запас с понижением в звании. Для тех, кто хоть немного понимал, подобная запись фактически была маяком, что человек почти сел. Часть, сначала временно, а потом на постоянной основе передали молодому майору, приехавшему лет восемь назад из Ашхабада. Генка возлагал на него большие надежды и именно его готовил на своё место. Так что новый командир стал частым гостем у нас дома.

От него мы и узнавали подробности происходящего.

— Как так? Финансирование срезали почти на сорок процентов! — возмущался наш бывший начфин.

Но на какое-то время удалось поймать обманчивый баланс. Но это был тревожный покой. Когда вроде всё хорошо, но даже отпуск через два месяца боишься планировать. В таком состоянии мы прожили два года. Вроде уже на пенсии, а всё равно вся жизнь крутилась вокруг дел части. Хотя постепенно в нашу жизнь стали приходить и другие увлечения.

Гена пристрастился сидеть летом на берегу небольшой, но рыбной речушки, до которой нужно было ещё два километра идти пешком.

— Вот думал в детстве так нарыбачился, что и за даром не надо, и с доплатой не пойду. А в старости что-то потянуло, — смеялся он двадцать пятого июля девяносто третьего года.

— Вы сегодня надолго? — спросила я, кивнув на уже ждущего у двери Баюна.

Наш кот преданно и верно ходил на рыбалку с Генкой, получая свою часть улова.

— Да нет, что-то в висках ноет. Сейчас в сарай зайдем, вторую удочку возьму. И часа три посидим. Может голова пройдёт, а нет, так раньше придём. — Обнял меня Генка перед уходом.

А через полчаса я услышала, как кот дерёт когтями дверь и истошно орёт.

— Баюн? — удивилась я такому поведению кота. Но Баюн в дом не пошёл, а отбежал к лестнице. Я догадалась, что он меня зовёт. Не передеваясь, я побежала за котом.

— Дина? Что случилось? — спросила меня Полина, встретив у подъезда.

— Не знаю, кот вон прибежал и зовёт за собой, — ответила я.

— Погоди-ка, — встал со скамейки её муж. — Вместе пойдём. Не ладно что-то похоже.

Глава 33

Наш сарай мало походил на сараи в привычном понимании. Скотину мы давно не держали. Полы Гена давно сменил. Там внизу была залитая бетоном основа, на которой лежал керамзит, и сверху доска. В погреб, где хранились овощи и закрутки на зиму, вела прочная и широкая лестница. Здесь был обязательный для Гены порядок. Инструменты, ведра, банки, всякие болтики, гвоздики, лопаты. Отдельно лежали старые комплекты постельного белья. Как говорил муж, на ветошь.

Здесь, на всегда чисто выметенном полу, на растеленном старом пододеяльнике Гена и прилёг. Видно голова сильно закружилась или резко усилилась боль, на которую он жаловался с утра.

Где-то в душе, так глубоко, что и сама я этих закоулков не знала, родилось понимание произошедшего. Но сердце, пламенно и яростно, отрицало саму мысль об этом. Володя Елизаров присел рядом с Геной, поднял голову, взглянул на меня, и опустив взгляд отрицательно покачал головой.

— Почему? — только и смогла произнести я.

Этот вопрос бился в голове почти весь день. Я смутно понимала, что происходит вокруг. Старательно удерживая себя на каких-то необходимых делах. Милиция, врачи…

— Никаких признаков насильственной смерти. — Опустил голову наш участковый, передавая мне копию протокола осмотра. — Врачи говорят кровоизлияние… Но ведь крепкий ещё и молодой…

— Мы с Геной двадцать восьмого года рождения, — зачем-то сказала я. — Я даже старше на несколько месяцев.

Наш участковый, совсем молодой парень. Из тех, кто и родился, и вырос в части. У него вся жизнь прошла при командовании Генки. Для них мой муж был и силой, и властью. Такой своеобразной постоянной величиной. И таких в части было очень много.

— Дина Тимофеевна, может в штаб? — спросил меня Генкин приемник. — Многие захотят прийти, проститься.

— Пусть приходят. Это его дом, и он будет здесь, — не согласилась я.

— Дина, может Аля лучше у нас побудет? — тихо спросила Рита.

Они с мужем сегодня возили девочек в зоопарк, и новости узнали только вернувшись. Я в этот момент стояла перед шкафом, думая, чтобы выбрал для последнего пути сам Гена.

— Я никуда не пойду! — внучка с Баюном на руках стояла, прижавшись к дверному косяку.

— Спасибо, Рит. Видишь? — ответила я.

— Да, — кивнула Рита. —