Шрифт:
Закладка:
— Мам, он тоже не прав! — сказал Костя, когда я попыталась поговорить с ним на эту тему. — Все выживали. Кто как мог!
— Но не участвуя же в воровстве оружия во время войны! — нахмурился Генка.
— Пап, прям из окопов выгребали! — оскалился Костя. — Ты вообще не в курсе, что и как происходило. Той армии, что победила в Отечественной, давно нет. Это только такие мамонты как ты, ещё в каких-то иллюзиях. И так, для справки. С армейскими связывались только полные отморозки. Потому что кидалово сплошное. А большая часть трафика шла через полевых командиров.
— То есть через тех, с кем воевал твой брат, — напомнил ему Гена.
— Да. И через них же о своих договаривались. И выкуп передавали. И ребята, афганцы, которые раньше Мишки вернулись, сами через этих же командиров, с которыми воевали, своих пленных вытаскивали. И договаривались, чтобы хотя бы раненых оставляли. — Со злостью ответил Костя. — Про этого вояку в своё время тоже вовремя сообщили.
— Как? — спросил Генка тем тоном, который сыновья хорошо знали и переставали спорить.
— Я во время отсидки подружился с Ахатом, он с Кавказа. Его семья курировала один из путей. Я ещё в самом начале просил за Мишкой присмотреть. Отцу Ахата, Афзалу и сообщили, что тот, про кого он говорил, ранен и нуждается в транспортировке. Первую помощь, чтоб он вообще выжил, ему моджахеды же и оказывали. Потом уже нашим передали. — Узнавали мы подробности той давней истории.
— М-да, — вздохнул муж. — Мишке тяжело будет это узнать. Виноватым себя будет считать перед теми, кто погиб.
— Вот и не х@р ему это знать! — отвернулся Костя. — Я сделал правильно. Я о своей семье думал! А он мне брат, у него даже фамилия давно уже наша. Хочет морду воротить, ну пускай. Посмотрим ещё. А я что, должен прощения просить за то, что он выжил?
— Это они в тебя такие упрямые. Причём все, — посмотрел на меня с грустной улыбкой Генка. Чуть позже, когда мы немного успокоились, мы решили просто ждать. Пройдёт время, сыновья немного остынут, поговорят и поймут друг друга. По крайней мере, мы на это надеялись.
Август диктовал свои правила. Мы собирали ягоды на варенья, закатывали компоты и соленья. Год был урожайный на яблоки, и мы думали куда это всё девать.
— А давайте мочëными сделаем? — вдруг предложила внучка. — Я рецепт знаю! У бабушки Городянки они самые вкусные в деревне. Её все просят рассказать, а она только руками машет, и говорит, а чего их там мочить? Покидал в бочку, водой залил, и в подвал. А на самом деле не тааак! Пшенички нужно, и сахара, и корень хрена, и листья чёрной смородины. И яблоки кидать нельзя, сорвал с дерева, помыл и аккуратно положил. А то битое место забродит!
— А где мы пшеничку возьмём? — поинтересовалась я.
— На поле, — не поняла сложности Алька.
— Поле колхозное, — напомнил внучке Генка.
— Неа, всё вокруг советское, всё вокруг моё! — засмеялась Аля.
Последнее время они с Ксаной о чём-то шушукались, что-то обсуждали. Но стоило зайти в комнату, как оказывалось, что они играют в куклы. В те самые, что были куплены ещё при рождении, и до этого момента спокойно сидели в нарядных платьях на комоде.
— Мне кажется, что наш Штирлиц провалил все явки и пароли, — вернулась я на кухню, где мы пили чай с любимым Геной вареньем из лесной ягоды.
— Война у них, с казармой артиллерии. — Хмыкнул Генка.
Оказалось, что из ближайшего артиллерийского училища к нам в часть перевели отчисленного курсанта. Ему, чтобы засчитали срок срочной службы, в армии оставалось дослужить четыре месяца. Парню двадцать один год, почти четыре года училища за плечами. И приехав сюда дослуживать, товарищ решил, что он здесь пуп земли. Приехал он сюда как раз в начале лета, пока Аля была в гостях, а Ксана ездила с родителями в гости в Самарканд. И кто в местных казармах главный парень не знал. Соответственно, решив как-то вечерком уединиться с девушкой в курилке, он обнаружил там двух девчонок, использующих в свободное время беседку, как наблюдательный пункт за штабом. На вопрос, что они тут забыли, парни тут же прилетел ответ, что он забыл вне казармы в восемь часов вечера. За непомерную любознательность, вчерашний курсант вывел обеих девочек из курилки за уши, и наградил поджопником. Наблюдавшие за этим делом с крыльца казармы солдаты посмеялись, предупредив самоуверенного товарища, чьи внучки. А девчонки обиделись.
Командование части в лице командира, замполита и начфина, до сведения которых случившееся довели уже утром, заняли выжидательную позицию.
— Ждём, когда внучки придут и пожалуются. Должны же они научиться понимать, до какой границы они справятся сами, а где уже нужно применять силу старших. — Сказал Генка.
— Бабушка, мы гулять, — предупредила Аля.
— Интересно, — хмыкнул Генка.
— Что именно? — поинтересовалась я.
— Пока не знаю, вечером расскажу. — Потëр ладони муж.
— А как вы определили, что война идёт? — заинтересовалась я.
— Во-первых, на следующий день, точнее вечер, в казарме артиллерии, начали происходить странные вещи. Кто-то неизвестный, поменял в щитке при входе провода. Там две секции. Одна от входного звонка, а вторая это от учебной тревоги. Чтобы если нужны занятия именно для артиллеристов, не включать общую на всю часть. Так вот, приходят весь вечер к казарме девушки, друзья, солдаты из других рот, звонят в дверь, а им на встречу две роты артиллерии в полном составе по тревоге. — Рассказал Генка.
— Ну не девочки же! Откуда бы им знать… Подожди! Алишер! — вспомнила я.
— Да, сын майора Усманова, который ловит нашим хулиганкам птичек, ёжиков и ужей. А ещё лучший среди тех, кто ходит на станцию юных техников. — Кивнул Генка. — А вчера, Рита вдруг обнаружила, что пропал клей. Такой в тюбиках, который Ольгина сестра нам из Германии присылает. А в
