Амин сам отвез меня в отель, любезно предложив Рухаме сесть с нами в машину. Она, конечно, согласилась. И всю дорогу без умолку болтала. Мы сидели на белой коже роскошных сидений "Майбаха". Я и Рухама с одной стороны, Амин и его телохранители напротив. Амин не сводил с меня глаз. И если бы не болтовня Рухамы, я бы тихо и по-щенячьи завыла бы. Только сейчас я поняла значение выражения: "раздевать взглядом". Нет, конечно, и в Москве не была обделена мужским вниманием. Кто-то смотрел исподтишка. Кто-то открыто, но с улыбкой, пытаясь привлечь мое внимание, чтобы познакомиться.

А темпераментные гости столицы, которые просто не в состоянии были удержать внутри бурю чувств, свистели из машин:

— Эу, вах! Суда хады!

У меня эти выкрики всегда вызывали смех. Я даже не злилась на них, просто ускоряла шаг или ныряла в магазин или кафе, чтобы они проехали мимо. Но с Амином всё было по-другому. Я просто физически чувствовала его руки на своей груди, и что самое ужасное: на горле. Несмотря на климат-контроль, воздух в машине стал вязким и жарким. Я даже открыла окно.

— Попрошу водителя сделать кондиционер посильнее, если вам жарко, Анна! — Амин любезно наклонился вперед, а у меня ноги приросли к полу.

Мне показалось, что его руки шарят по моему телу. И даже грудь заболела, словно он сильно сжал ее пальцами. Хотя я никогда не была с мужчиной, но почему-то именно это сравнение пришло мне в голову. И когда машина остановилась возле отеля, я с трудом заставила себя вежливо попрощаться с ним и даже выдавила улыбку. Но камень с души спал только тогда, когда его машина отъехала от отеля.

— Ты молодец, ты справляешься. — подбодрила меня Рухама, когда мы зашли в лифт.

— Я не справляюсь, Рух…

— Тссс! — шикнула она.

Ах, да. Барбара! Конечно!

— Я не справляюсь, Барбара, — прошептала я. — Я его боюсь. Очень боюсь. Это какой-то гипноз. Ты видела, какие у него странные глаза? Он почти не мигает. Как человек может почти не мигать?

— Это выработанная привычка властных арабов, — отмахнулась она. — У них, если ты часто мигаешь, значит, не уверен в себе. Ментальность, девочка, и ничего больше. Не накручивай себя.

— Нет, есть что-то еще. Это… — договорить я не успела, лифт прибыл на нужный этаж.

Рухама немедленно нажала на кнопку и лифт снова поехал вниз.

— Здесь точно нет прослушки, — объяснила она. — Так что еще? Говори!

— Мне кажется, что он меня душит.

Ее лицо побледнело. Она вдруг растерялась. Это было очень странно. Всегда уверенная в себе Рухама даже рот приоткрыла от удивления.

— В каком смысле, девочка? Психологически? — она нервно поправила крестик на шее.

— Нет, физически. Я чувствую его руки на горле и на своей груди. Просто физически чувствую. И это ужасно! Хотя звучит бредово.

Лифт открыл двери на первом этаже. Рухама вдруг яростно стукнула кулаком по кнопке. Сначала я подумала, что она злится на меня, потому что вынуждена со мной возиться. Но когда лифт поехал вверх, она вдруг обняла меня и прижала к себе.

— Я сейчас пришлю тебе в номер целую коробку пирожных и цветочный чай, слышишь, девочка? Поешь, выпей чаю, успокойся и ложись в свою уютную постельку. Всё будет хорошо! Я тебе обещаю! Слышишь меня? В первый раз всегда страшно. Ты бы видела, как я тряслась! Ты рядом со мной просто героиня. Ничего, это пройдет. Вот увидишь.

Я кивнула, прижавшись к ней. Мне просто очень нужно было сейчас к кому-то прижаться.

Вечером я старательно изображала из себя хорошую девочку. Помылась, помолилась, наелась пирожных, которые прислала Рухама, напилась чаю и легла спать. Утром за мной зашла Рухама. Мы позавтракали, весело болтая, и пошли в церковь. Сидя рядом со мной на деревянной скамье, Рухама в очередной раз шепотом наставляла меня:

— Помни, никакой самодеятельности!

Я молча кивала, старательно осеняя себя крестным знамением.

Стальной

В ночь перед операцией Стальной в сотый раз проверял детали. Нужно бы поспать, но никак не получалось. В дверь номера постучали. Кто это? Он никого не ждёт. Стальной вытащил из-под пиджака "Глок", снял с предохранителя, неслышно подошёл к двери и стал сбоку.

— Кто?

— Это я, — ответила Рухама.

Стальной открыл и она скользнула в номер. Распахнула светлый тонкий замшевый плащ, продемонстрировала роскошное белье, извлекла из внутреннего кармана бутылку белого "Чинзано" и торжественно потрясла перед носом Стального.

— Не пью и тебе не советую, Рухама.

— Не будь занудой! — отмахнулась она и открыла бутылку.

— Хоть я и осуждаю, но лёд и оливки предложить могу, — Стальной показал на холодильник.

— Так сойдет. И без твоих буржуйских замашек. Садись! — она расположилась на диване и похлопала по атласной обивке. — Не бойся, приставать не буду.

Стальной засмеялся и сел рядом.

— Я вот всё думаю, Стальной, — Рухама положила ноги на его колени, — мечемся мы с тобой, себя не жалеем. Живём во лжи. Семьи нет. Родных тоже. А потом что? Ножки, кстати, помассируй. А то давно ты их в руках не держал.

— А потом пенсия, палисадник и мемуары, — улыбнулся Стальной.

— Серьезно? А теперь скажи, мальчик, кто из наших дожил до пенсии и мемуаров?

— Да ладно. Полно примеров. Вон полки книжных ломятся от мемуаров бывших Штирлицев, — Стальной начал обеими руками массировать ее ступни.

— Да я не о них, — Рухама встала, подошла к барной стойке, взяла пустой бокал и вернулась на диван, снова положив ноги на колени Стального. — Не отвлекайся от массажика, мальчик. Твои руки не для скуки. О чем это я? Ах, да. Эти мемуары пишут сбитые лётчики. Их спалили, вывезли из пекла и отпустили на травку погулять. А ты мне приведи в пример одного из наших, кто не спалился и дожил до пенсии, — она налила полный бокал "Чинзано".

Стальной задумался

— Вот и я об этом, — вздохнула Рухама. — Нам всё твердят, что страна на первом месте. И кто твердит? Те, кто бессовестно жрет и плевать хотел на страну. Что у вас, что у нас.

— А ты сейчас где живешь, когда не работаешь? — как бы невзначай спросил Стальной, — а то никто так и не знает.

— Ой, оставь эти детские замашки! — отмахнулась она. — Какая разница где? Мозг везде песочат одинаково. А у таких, как мы, ведь даже могил нормальных нет. Американцы хоть звёзды на стене рисуют в здании ЦРУ. Я сама видела. В штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния,