отдать матерому волчаре свою девочку. Пусть ей не нужно будет с ним спать. Хотя никто никому не гарантировал, что Аль-Ваффа не нарушит свой принцип и не возьмет Аню силой. Его от нее штырит точно также, как и тебя, Стальной. Он запал на девочку глубже, чем ты предполагал. Он и есть ты. И какого двухметрового питона ты считаешь себя лучше, чем он? Точно так же идешь по головам во имя великой цели. Никого не жалеешь. Даже эту нежную филологическую деву, которая прибежала к тебе в Италию по первому зову. Не плакала. Не жаловалась. Послала тебя к бесам, но осталась. Из-за тебя осталась, Стальной. Это она стальная. А ты мягкая пуля из дерьма. И таким и останешься. Думаешь, ты сможешь смотреть ей в глаза после того, что она переживет? И переживет ли вообще? Чтобы задушить человека, нужно около минуты. Аль-Ваффа будет делать это дольше, растягивая удовольствие. И если Аня выживет, то всю жизнь, глядя на тебя, Стальной, она будет вспоминать лицо волка, который чуть не отнял у нее жизнь. Нет, она выживет! Стальной опустился на пол и запустил обе руки в густую шевелюру. Выживет! Иначе быть не может! Все будут наготове. Штурмовую группу возглавляет лично Стальной, а с ним Плетнёв. Всё готово. Всего-то и нужно закрепить страховочный карабин на крыше, размотать трос, спуститься по стене и ворваться в комнату. Десять секунд это занимает на тренировках. И в запасе еще полно времени. Но память уже услужливо подсказывала, как когда-то в Париже при освобождении заложников налетевший внезапно ветер перепутал тросы спецназовцев, которые спускались с крыши. И ребята беспомощно повисли на тросах, не долетев до окон. А в этот момент внутри здания расстреливали заложников. Они тогда опоздали всего на пятнадцать секунд и на пять жизней ни в чем не повинных людей. Кто тебе сказал, Стальной, что в этот раз всё пройдет гладко? Может быть, эта девочка и есть твой последний шанс не угодить в адский котел. Может быть, ее послала Янка. Она ведь обещала вернуться. Ты ведь знаешь, что она не умерла. Просто вышла покурить на десять лет. Но перед тем, как она ушла курить на радуге с ангелами, ты успел ей сказать то, чего она ждала всю жизнь:

— Ты на первом месте, Яна. Ты, а не страна.

Рухама не раз попрекала тебя этой фразой. И ты отнекивался, что соврал, потому что Янка умирала. Соврал ли ты, Стальной? Он подошел к зеркалу и оперся о него ладонями. Посмотрел сам себе в глаза. А что с чебурашкой? Если что-то пойдет не так, ты даже не успеешь ей соврать. Но в глубине души ты ведь точно знаешь ответ.

— Да, — прошептал Стальной.

Он отошел от зеркала и снова повернулся к нему лицом. Потому что еще минуту назад к зеркалу подошел совсем другой человек. Тот, кто много и часто задавал мучительные вопросы. А от зеркала отошел тот, кто знал ответ на самый важный вопрос:

— Кто на первом месте?

Оставалось только придумать выход из безвыходной ситуации. И Стальной мучительно искал его. Перебирал в уме самые невероятные варианты. А что если нанять профессионала, но не из конторы? Нет, нельзя. Его могут поймать. Он точно начнет петь. И тогда конец всему. Страна таких вещей не прощает. И жизнь Анки может разлететься вдребезги, потому что без Стального она не выживет.

Значит, всё придется делать самому. Но при этом остаться вне подозрений. Нет, невозможно. Даже для него. Для человека, который славился тем, что разрабатывал самые сложные многоходовки там, где не мог справиться никто. Его операции напоминали иногда театральные постановки. И как-то советник президента ненароком обмолвился, что в Кремле Стального за глаза называют артистом.

Артист, театр, спектакль. Стальной вскочил с постели и взволнованно заходил по комнате. Театр одного актера — вот что ему нужно. Стальной вдруг вспомнил уникальный случай — тончайшую операцию, которую когда-то провел его предшественник еще в советской разведке. Случай вошел в учебники во всех странах мира. Но многие в него не верили, считая выдумкой. Слишком наигранно это всё было. Слишком абсурдно. Слишком киношно. Но, с другой стороны, в его конторе у всех жизнь, как в кино. И выхода всё равно нет.

Стальной позвонил Сергею. Ровно через десять минут его помощник уже сидел в номере, сонно моргая. Стальной изложил ему план. Сергей немедленно проснулся, во все глаза глядя на шефа.

— Ну вы, конечно, тот еще артист, Никита, — хмыкнул Сергей. — Сколько лет с вами, а все никак не привыкну.

— Если ты откажешься, я пойму, Сережа, — мягко сказал Стальной. — В случае провала нас не пожалеют даже свои.

Сергей потер глаза, зевнул, улыбнулся и сказал:

— Да куда же я без вас, Никита? Прорвёмся! Никуда не денемся.

— Тогда звоню Электронику, — Стальной хлопнул его по плечу и взял в руки телефон.

Человек на том конце линии ответил почти сразу.

— Ну привет, Ник. Как чувствовал, что ты позвонишь! С утра такое препоганое ощущение. И всё из рук валится.

— Это ты, милая, в меня такая влюбленная? — улыбнулся Стальной.

— Да нет, — вздохнул Электроник, — это у меня примета такая. Как жизнь начинает налаживаться, так ты на башку падаешь, как первый снег.

— Ладно, без лирики обойдёмся. Ты где сейчас? По-прежнему в Австралии?

— Да нет. Давно в Германии.

— Так ты совсем рядом! — обрадовался Стальной. — Я сейчас в Италии. А что ты забыл в Германии?

— Да вот пустил якорь у немцев, сосиски жру и очень доволен жизнью.

— Сосиски? — встревожился Стальной. — Пузо успел нагулять? Потому что сбрасывать некогда. Ты мне нужен уже вчера.

— Да нет, я форме. Всё по договору. Не бойся, Маша, я — Дубровский! — рассмеялся Электроник. — Куда ехать? И когда?

— В Рим и прямо сейчас.

— Понял. Через несколько часов буду. Отбой, Ник.

Стальной набрал еще один номер и, прикрыв трубку рукой, обратился к Сергею:

— Иди звони Ёптаферу. Пусть вылетает по моей брони сюда. До него пока дойдет, так я уже успею два раза переговорить.

Сергей хмыкнул, взял телефон и пошел в спальню.

— Штаб-квартира красивых и умных слушает, — томно простонали в трубку.

Стальной не удержался и хмыкнул:

— Насчет умных я бы не был так уверен.

— Ух ты ж мой симпопончик! Ну скажи, что ты ночами обо мне мечтаешь, Стальной.

— Ну в моем возрасте уже поздно в таких вещах признаваться. Но ты мне позарез нужен, Одуванчик.

— Оспидя, ну зачем такие страсти? Кого-то рэзать? Я же не