Шрифт:
Закладка:
Усилием воли раненый преодолел первый шок. Осознав, что все части тела на месте и он стоит на ногах, Армен вдруг преисполнился чувства уверенности в себе и решимости ни в коем случае не сдаваться, не проявлять слабости перед подчинёнными. Его даже не смутило, что рука с двумя переломами тотчас вспухла, застыв в неестественном виде — согнутая в локте и с открытой ладонью, направленной вверх. «Вперёд! Не отставать от товарищей!» — мысленно приказал командир отряда самому себе.
Не выпуская автомата, предплечьем здоровой руки Армен попытался положить кисть левой в раскрытую грудь афганки. Однако через несколько шагов рука вылезла из-под одежды и, почувствовав свободу, с силой подалась влево до отказа, причинив тупую, жидко-тошнотворную боль, и ещё долго успокаивалась, нелепым приветственным жестом содрогаясь прямо перед глазами. Она абсолютно не подчинялась, казалась чем-то самостоятельным и чужеродным. Ребята на ходу перевязывали Армену раны. Бинты моментально набухали от крови, кислый запах которой мутил разум…
«Ещё не все кончено…» — как бы раздваиваясь, внушал раненый себе, своему внутреннему «я».
В детстве, уже хорошо понимая, что смерть неминуема для всех, он почему-то был уверен в собственном бессмертии. Мальчику тогда искренне казалось, что смерть обойдёт его неким волшебным образом… Вспомнив это сейчас, почти двадцать лет спустя, Армен невольно улыбнулся.
Вместе с тем он не мог, не решался представить себе, что буквально через несколько минут может стать таким же неподвижным и бесчувственным, как лежащий неподалёку пень, вырванный с корнями снарядом. Он не хотел верить и тому, что часть боевых товарищей, с которыми ещё недавно делил пищу, сон и отдых, погибла… И это нежелание признавать жестокую реальность удивительным образом придавало сил.
Остатки отряда смогли прорвать кольцо вражеского окружения и двинуться к своим, однако остановить кровотечение, несмотря на все старания, не удавалось. Раненый заметно сдавал. Наконец он передал товарищам автомат, который, казалось, тяжелел с каждым шагом. Из карманов его самодельного бронежилета достали также гранаты и магазины с патронами. Некоторое время спустя, стараясь избавить раненого от лишней ноши, бойцы разрезали бронежилет, пропитанный кровью, и только тут заметили третью рану под мышкой, с досадой упрекнув его за то, что скрывал её от них…
Вдруг как-то стремительно закружились в глазах кроны гигантских деревьев, и слабый дневной свет, тоненькой струйкой пробивавшийся сквозь пышную листву, исчез. Как-то смутно и далеко пригрезилась мать, которая скончалась ровно месяц назад… «Мама!» — прошептал Армен и попытался открыть глаза, но не смог. Он уже не слышал, как товарищи звали его…
Раненый впадал в безмятежное состояние, которое бывает, наверное, тогда, когда вплотную подходишь к последней черте, целиком и безропотно отдаваясь накатившему ощущению полной, страшной свободы. Весь мир, казалось, медленно отворачивался, а ему совершенно не хотелось сопротивляться, попытаться удержать его. Даже о самых близких, родных людях думать не было сил. Они казались чужими и нереальными…
Армен совсем было смирился с мыслью о смерти, но тут, словно вспомнив остатками угасающего сознания что-то очень важное, он попросил у Бога оставить его в живых… Оставить в живых и дать ему возможность поведать людям о пережитом и перечувствованном на грани жизни и смерти. Рассказать о войне и человеке в неестественных, нелепых, бесчеловечных реалиях войны. Указать на свой кровавый след на том, казалось, не имеющем конца пути с места боёв до полевого госпиталя — пути переосмысления и самоочищения…
И Бог услышал его!
Эпилог
Сорок пять лет мира после Великой Отечественной казались короче четырёх лет предстоящей кровавой войны, словно были и не миром, а некой мирной передышкой. Эрик, так и не сумевший выяснить что-либо о судьбе своего без вести пропавшего отца, теперь чуть было не потерял единственного сына. Но Господь, видно, пожалел человека, зажатого двумя войнами в чудовищные тиски.
Между тем на долю поколения Армена выпала суровая, поистине военная судьба. После двух лет службы в советской армии он и его сверстники оказались в горниле четырёхлетней бойни, разгоревшейся на фоне развала СССР по вине бывшей союзной республики, всячески стремившейся удержать в своём составе автономную область, которая совершенно законно и обоснованно заявила о своём праве на самоопределение. Независимость досталась тяжёлой ценой карабахцам, на алтарь свободы положили свои жизни тысячи патриотов, от бомбёжек и обстрелов погибли сотни мирных людей: женщины, старики и дети. Но беспрецедентный дух единства, самоотверженности, готовности пожертвовать собой во имя общенациональных идей, ради брата, друга, соседа, ради ближнего своего помогли народу не только выжить, но и победить. Однако предстоял ещё большой и сложный путь, необходимо было пройти не менее серьёзное испытание миром…
Армен, с трудом восстановившись после тяжёлого ранения, поменял автомат на перо — благо правая рука была цела. Став военным корреспондентом, он теперь защищал интересы и честь своего края на информационном фронте — кроме бойни с кровью и смертью, на войне во всю мощь разворачивалась и битва слов.
Помимо журналистских статей, репортажей и интервью Армен Багумян писал очерки и рассказы. Верный своему обещанию Богу, он рассказывал правду о войне, без прикрас и недомолвок, тем самым фактически объявив войну самой войне. Армен использовал негативную энергетику последней против неё же, стараясь показать всю её неприглядность и одновременно доказать, что человек человеку — не волк, и во всём виновата война, которая разводит людей по разные стороны баррикад, часто не спрашивая фамилии и национальности… Отец внимательно следил за творческим и личностным становлением сына, помогал ему, советовал, направлял.
«В каждом произведении должна быть соль и своя изюминка, — внушал он. — Не словесные изыски и минутные шумные удачи помогают писателю по-настоящему стать писателем, а непрестанное борение с самим собой, самовоспитание и дисциплина духа. Не торопись, работай над каждым словом. Всё имеет свой срок, всё должно созреть: и фрукты, и ягоды, и разговоры, и мысли. Незрелым можно отравиться. А будешь честен с природой — она откроет перед тобой все свои тайны. Человеческий язык и даже поэтический слог, как высшее его выражение, ничто перед природой, с лёгкостью рассыпающей кругом красоту. Нужно уметь замечать и ценить эту нерукотворную красоту… И знай, что сверху Бог измеряет каждый твой шаг, и ты в итоге получишь всё, что заслужил».
Армену особо запомнился родительский совет, поначалу показавшийся странным: «Не спеши, чтобы не отстать от спешащих». Лишь годы спустя он поймёт глубокую мудрость, заложенную в этой, казалось бы, не совсем логичной мысли.
Эрик же вновь воспрянул
