– Когда закончите, прыснете на голову из садовой лейки. Из садовой, – повторила она. – Чтобы укладка получилась в стиле Киры Игоревны. И аккуратней с ее воротником Шанца на шее, не намочите.

Я впервые за утро была готова рассмеяться:

– С Шанцем без шансов на адекват!

– Ты самая адекватная из всех здесь, – обернулась она в дверях. – Я вернусь позже с платьем.

Я даже решила не возражать против платья. Не идти же к гостям в драных джинсах и белой футболке с надписью: «Моя любимая черная футболка».

К собственному удивлению, мне понравилась укладка, получившаяся у стилистов. Они на самом деле окатили меня из лейки, предварительно трижды убедившись, что я не против. Зато волосы теперь рассыпались по плечам небрежно и естественно.

Не хватало мне еще стать подобием Владиславы Сергеевны с ее Голливудом и перьями или такой, как моя мама, – ведущей подсчет каждого оборота прядей-спиралек на своей шевелюре.

– Идеально, – обрадовалась Яна, распахивая принесенный чехол.

Оценить появившееся платье я смогла, лишь когда оно перекочевало с плечиков вешалки на мои. Яна подобрала его тон в тон к моему воротнику. Другими словами, оно было черным. Приятная невесомая ткань струилась по моей обнаженной коже, бесстыже открывая обзор на бедра справа и слева.

И если в этом созданном образе все еще оставалось что-то от меня – то это были спортивные трусы-боксеры с яркой аппликацией по центру.

– Стринги, – осматривала Яна меня, ставя заключительную точку.

Точнее, нитку.

Она поднесла микрофон, спускающийся с ее наушника, готовая отдать поручение.

– Только попробуй! – собиралась я отбрыкаться от трусов. – Я не надену их! Это неудобно и вредно!

– Ради эстетики потерпишь один вечер.

– Я спортсменка, я не модель.

– Ты же гимнастка. У вас женственная форма для выступлений.

– Но я выбрала хоккей! Это Роксана, – вспомнила ее прикид на тренировке из чего-то пушистого, беленького и воздушного, – она женственная. У нее стринги! Не у меня.

– Без белья пойдешь? Я тебя не выпущу из комнаты. Ну вот, ничего не успеваю, – не могла она более игнорировать требовательный писк планшета. – Я пришлю тебя три комплекта. Надень их. Ради меня.

– Все три? Ради тебя могу все три нацепить…

– Про туфли не забудь, – второпях напомнила Яна и убежала.

Померив пару босоножек, выглядевших созданными на 3D-принтере, с каблуками в форме античных статуй, я аккуратно отложила их в сторону, посчитав неуместным давить своей пяткой на голову, пусть и голову мини-атланта.

Обув белые разношенные кеды, я прицепила значок журавля у основания толстых бретелей и направилась в сад.

Оглянувшись, ничего ли не забыла, на всякий случай проверила телефон. СМС или пропущенных звонков не было. Прошло больше двух часов, а Костя все не возвращался. Я позвонила ему дважды, он не ответил.

Оставив мобильник, я спустилась вниз, где возле барного вытянутого стола меня окликнул Женя.

– Кира, Яна попросила меня отдать тебе это.

– Отличный бренд, – перехватил Максим розовый пакет с витиеватыми серебряными окантовками, заглядывая внутрь.

– Любишь стринги? Забирай их все.

– Люблю на них смотреть. На девушках. Это твои?

Я заметила, как Максим зыркнул на Женю и тот поскорее удалился, оставляя нас одних.

Притянув к себе, Максим собирался меня обнять, и пока я думала, позволить ему или сразу перейти к разговору, уже оказалась на его груди.

– Ой! – вскрикнул Максим, резко шатнувшись в сторону. – Больно… это выстрел в сердце?

Он растирал точку в центре груди, пока я соображала, что ударила его не я (пока что), а распахнувшаяся булавка на значке серого журавля.

– Максимушка! – услышали мы голос Воронцовой из холла. – Сыночек, где же ты? – крикнула она вверх, в пролет лестницы. – Праздник начинается!

– Я здесь, маман. Сейчас иду! – крикнул Максим с кухни и предложил мне руку, галантно согнув локоть.

– Подожди… трусы… Отвернись.

С улыбкой, но он отвернулся. Сунув руку, я наугад вытянула телесные.

– А все это время ты была без них? – резко обернулся он, когда я только-только успела одернуть юбку.

– Максимушка! – торопила Владислава Сергеевна сына.

– Иду, маман. Момент!

– Ты расскажешь мне, – не позволила я ему тронуться с места, – про Калининград? Про Костю? Он сказал, ты его подставил. Как?

– Сына! – требовательно ударила каблуком Воронцова по бугоркам черных камней.

Маска ужаса снова перетасовала лицо Максима, сменяясь на нем тысячей эмоций, что не поддавалось расшифровке.

Он был оборотнем, уставившимся на охотницу с серебряной пулей в арбалете, но, выстрелив, кого я прикончу? А кто останется?

Устав дожидаться, Воронцова прошла в столовую. Она была одета в длинное красное платье, из которого торчали длинные белые тонкие перышки. Они колыхались, когда Воронцова шла, и снова напомнили мне опарышей в окровавленном трупе.

– Маман, – закрыл меня своей спиной Макс со сморщенным лицом, – ты прекрасно выглядишь. Поздравляю с вернисажем. Уверен, сегодня купят сотню твоих работ.

– Благодарю, сыночка, благодарю! – похлопала она его по руке своей ладонью с кольцом на каждом пальце. – Твой отец задерживается. Ты не сопроводишь меня к гостям? Обещаю, я верну тебя через десять минут!

– Конечно, маман, – галантно кивнул он, оборачиваясь ко мне, и лицо его стало прежним: мышцы расслабились, тугие складки лба больше не нависали гамаками над бровями.

Обогнув мать и сына как можно более аккуратно, чтобы не чиркнуть по опарышам, я вышла на улицу первой.

Держась за шатрами, собиралась отсидеться на лавочке возле пруда с карпами. Проветриться. Перестать думать, кто и кого застрелит.

Оказалось, что не я одна чуралась высшего общества в количестве пятисот гостей. Если б я не затормозила, то на скорости своего бега, с погрешностью на мешающую мне юбку, перелетела бы через спину Аллы.

– Алла! – выравнивая траекторию падения, я схватилась за ее плечи, удерживая себя вертикально. – Ты чего тут сидишь… и ковыряешь палкой в грязи?

– Кости нет… трубку не берет. Я позвонила тринадцать с половиной раз.

– С половиной?

– Один гудок, и потом я бросила. Все равно ведь не возьмет.

– Он решит дела с Домиком и вернется. Наверное, проверяет, что там сломалось в его коде.

– Красивая брошка, – сделала Алла комплимент моему значку. – Костя обожает журавлей. Серых журавлей. Ты не позвонишь ему? Пожалуйста. Он только мои звонки не берет или все?

– Алка, чего ты накручиваешься? Там то ли дым, то ли пожар. Он занят, а мы его только отвлекать будем.

– Сколько раз, Кирочка? Сколько раз он еще вернется? – опустились ее глаза к значку. – Вернется ко мне, как перелетный журавль. При любой возможности, Кирочка, он улетает прочь. Молчит. Он не говорит ни слова. Слушает мою болтовню, но не слышит меня.

– Вам еще лет