– Вы совершенно правы, мсье Блан, выслушать приговоренного всегда полезно, – согласился тот. – Я хотел бы сказать несколько слов касательно ваших планов. Во-первых, и я, и Ганцзалин прекрасно плаваем…

Тут Загорский на миг осекся, вспомнив, что слова «прекрасно плаваем» уж никак не могут относиться к Ганцзалину, который по обычаю большинства китайцев пуще смерти боится воды. Однако этого, разумеется, не могли знать супостаты, так что он, не моргнув глазом, решительно продолжил.

– … таким образом, мы просто не можем утонуть в той жалкой луже, которую вы зовете Средиземным морем. И об этом знает любой русский дипломат, слышавший имя Загорского. Во-вторых, никакого такого вассального долга, который бы предписывал моему Ганцзалину следовать за хозяином на тот свет, просто не существует. Он – китаец, подданный Российской империи, а не какой-то там средневековый самурай. Так что, если бы даже предположить, что я решил покончить жизнь самоубийством – что, уверяю вас, совершенно невозможно, – Ганцзалин мой ни при каких обстоятельствах за мной не последует.

– Значит, самоубийство отменяется, – кивнул Камиль Блан, глядя на старика. – Вы правы, отец, придется выдумать убедительный несчастный случай. Например, прогулка в горах и случайное падение с обрыва…

– Опять обоих сразу? – язвительно спросил действительный статский советник.

– Тогда – неосторожное обращение с оружием, – не уступал Блан.

Загорский только головой покачал. Мсье все время Блан забывает самое главное – их двое. Не могут двое одновременно умереть от неосторожного обращения с оружием, как и от любого другого несчастного случая. Не считая, пожалуй, утопления, но они его уже исключили по известным причинам.

– Какой хитрый молодой человек, – прошамкал старик, с восхищением глядя на Нестора Васильевича. – Как жаль, что придется его убить…

Действительный статский советник, во-первых, поблагодарил за то, что его назвали молодым человеком, чего он по своим летам совершенно не заслуживал, во-вторых, заметил, что убивать его совершенно не обязательно. Самым разумным было бы его отпустить.

Камиль Блан, услышав это, засмеялся. Да ведь если они отпустят Загорского и его Ганцзалина, те покинут княжество и в первом же французском полицейском участке накатают на них заявление. А учитывая дипломатические возможности Загорского, заявление это не получится просто так выбросить в корзину для бумаг. Начнется следствие, скандал и… словом, это совершенно невозможно…

– Вы говорите – заявление, – перебил собеседника Загорский. – Но что я напишу в этом заявлении? Что вы подбили Платона Николаевича украсть у его отца секретные бумаги, после чего убили его? Во-первых, версия кажется дикой даже мне: я верю, что молодой человек жив. Во-вторых, где доказательства? У меня нет ни единого доказательства. А, значит, писать подобное заявление – это просто выставить себя дураком. Отпустите меня и моего помощника, и я клянусь вам, что ни в какую полицию не пойду.

С минуту, наверное, папаша и сын Бланы глядели друг на друга. Потом сын покачал головой.

– Он обманет, – сказал он. – Не знаю как, но обманет.

– Обманет, – согласился отец. – Очень ловкий молодой человек, таких надо сразу отправлять на тот свет, иначе он принесет нам много хлопот.

Загорский пожал плечами, точнее, одним плечом – путы мешали ему свободно распоряжаться своим телом.

– Вы сами загоняете себя в угол, – заметил он. – Во-первых, пока договор не подписан, вам нет смысла меня убивать, потому что, если его не подпишут, украденная Платоном Николаевичем секретная часть не будет ничего стоить. Однако, пока я не привезу эту часть, договор не подпишут. Его сначала отложат, потом, возможно, и вовсе забудут о его подписании. Так что вам и подавно не будет никакого смысла меня убивать. Однако, держа в заключении русского дипломата, вы рискуете навлечь на себя гнев той самой России, которую вы хотели использовать в качестве защитника… Единственный выход, который вам остается, чтобы окончательно не испортить свое положение, это освободить нас и вернуть документы. И тогда вы сможете спокойно продолжать облапошивать дураков в вашем славном казино.

– Хватит морочить нам голову! – повысил голос председатель Общества морских купален. – Мы знаем, что решение подписать договор – окончательное, он слишком важен для Японии и для России. Единственная проблема, которую нам предстоит решить – как отправить вас на тот свет наиболее убедительным образом.

– Но вот как раз этого-то решения у вас и нет, – улыбнулся действительный статский советник.

– Ошибаетесь, – проскрипел старец. – У нас есть это решение. Вы с вашим помощником умрете от…

Он сделал паузу, глядя на Загорского хитрыми глазами. У Нестора Васильевича, однако, не дрогнул в лице ни один мускул.

– Вы умрете от… – медленно повторил старец и вдруг закончил неожиданно быстро, – от остановки сердца.

Загорский поднял бровь: от остановки сердца? Это вряд ли, у него очень здоровое сердце. Как, впрочем, и у его помощника.

Старший Блан только отмахнулся: эту проблему легко решить. Есть яды, которые вызывают паралич сердца, после чего быстро разлагаются в крови, не оставляя следов.

– Моего помощника вы тоже угостите этим ядом? – осведомился действительный статский советник. – Представляю себе заголовки в газетах: русский дипломат и его помощник одновременно скончались от сердечного приступа. Очень правдоподобно.

Старик скрипуче засмеялся. О, нет, его китайский помощник останется жив-здоров и поедет обратно в Россию, где и затеряется на бесконечных ее просторах.

– Понимаю, – кивнул Загорский после секундного размышления. – Вы убьете Ганцзалина, тело спрячете, а в Россию по его документам въедет какой-нибудь азиат. Фотографии в паспорте нет, а если бы и была, кто станет вглядываться в лицо какого-то китайца, не так ли?

– Приятно иметь дело с умным человеком, – хитро прищурясь, отвечал старший Блан.

Загорский нахмурился. Было видно, что мысль его работает лихорадочно, но, кажется, достойных аргументов в свою защиту он не находил.

– Похоже, наш лис угодил-таки в капкан, – засмеялся Камиль Блан. – Мой дорогой папаша интриговал, когда вас еще на свете не было… Надеюсь, вы атеист?

– Какая разница? – мрачно осведомился действительный статский советник.

– Дело в том, что, учитывая обстоятельства, мы не сможем вам предоставить последнее причастие.

И мсье Блан захохотал, очень довольный своей шуткой.

– А оно и не нужно господину Загорскому, – подхватил старик. – Всем известно, что русских дипломатов в ад пускают без всякого причастия.

На лице Загорского изобразилось настолько неприятное выражение, что мсье Блан перестал смеяться.

– Мы еще посмотрим, – сказал Загорский очень отчетливо, – мы еще посмотрим, кто из нас первым окажется в аду.

Старец пожевал губами и перевел на Камиля Блана озабоченный взгляд.

– Как полагаешь, он шутит?

– Не похоже, – отвечал ему сын.

– Китаец у нас в плену. Никто кроме него не знает, что Загорский у нас. На что же он рассчитывает?