— Нет, не надо! — заплакала вдруг Лера, кидаясь вдруг Насте в ноги. — Ни в коем случае не отдавайте нашу Луну господину герцогу. Он… он монстр, выживший из ума. Он… вы знаете, что его отец, свихнувшись, держал мать в клетке под своей кроватью?

Клетка. Кровать. Монстр.

У меня затряслись руки, ноги подкосились — и если бы Настя не поддержала меня в этот момент, я бы точно грохнулась на пол.

— Тайка… — простонала Настя. — Ну как же так… Ну зачем же ты…

Лера тут же начала плакать, и это немного привело меня в чувство.

Королева в изгнании. Сбежав, я и так стала причиной несчастья этой девушки. Я могла позволить себе снова испортить ей жизнь — а это неминуемо случится, если Лера выйдет из комнаты заплаканная.

— Лера, пожалуйста, — выпрямив спину, я попыталась усесться в кресле как можно прямее. — Не время лить слезы. Они только привлекут к нам ненужное внимание. А тебе ещё яблочный пирог для меня готовить.

Лера моргнула — и замолчала.

— Миледи, ну как же вы…

— Всё будет хорошо, — улыбнулась я сухими губами. — Ты не поверишь, но у нас с Анастасией Баевой — я кивнула в сторону Насти. — Уже давно есть особый план и для меня. Просто мы пока держим это в секрете от абсолютно всех.

— План? — не поверила Лера, обернувшись к Насте. К счастью, Настя явно поняла мою мысль — и тут же радостно закивала, подтверждая только что сказанное.

— С твоей Луной всё будет хорошо, можешь об этом не волноваться. А вот тебе самой уже пора, — заметила Настя. — Пора начать готовить яблочный пирог.

Лера кивнула — и порывисто обняв каждую из нас, отправилась…готовить пирог.

— С ней всё будет хорошо? — спросила я у Насти, когда мы остались одни.

Подруга кивнула.

— Очень на это надеюсь. У неё небольшое истощение, явно прослеживающаяся депрессия — но в остальном её здоровье не пострадало.

— А… — я не знала, как спросить об этом. — Ты как целительница, можешь сказать, было ли применено к ней насилие?

— Нет, — покачала головой Настя. — Она ещё девушка.

— Тогда почему ты сказала что — то, насчёт Этьена и невинной девушки.

Настя вздохнула.

— Тай, Этьен — это Этьен. Стальная рука в бархатной перчатке. Я слышала, что французы в некоторых делах себя особо не сдерживают, но раньше у Этьена было строгое разделение: есть шлюхи — а есть все остальные. И то, что он никак не позаботился об этой несчастной, наводит меня на грустные мысли.

Я истерично рассмеялась, спрятав лицо в руках.

— Ты же слышала, что она сказала про клетку.

— Она рассказала это про отца Этьен.

— Этьен тоже обещал… что сделает это со мной, — покачала я головой. — Настя, он точно запрёт меня.

Подруга подошла и крепко меня обняла.

— Тая, я всё ещё не верю, что Этьен такой монстр.

Я усмехнулась, припоминая все те многочисленные случаи, когда он насильно заставлял меня удовлетворять его. В злости и в похоти — так, чтобы мне было от этого плохо.

Я вспомнила, как однажды он заставил меня удовлетворять его ртом — заставил, схватив таким образом, что вынуждена была подчиниться его действиям.

— Сегодня для тебя не будет никакого удовольствия, — ощерился тогда Этьен, отпустив мою голову только после того, как последняя капля его спермы была проглочена. — В следующий раз за ошибку расплатишься своей аппетитной попкой…Никогда больше не смей меня предавать, Таис. Альфы такого не прощают.

— Альфы такого не прощают, — машинально повторила я последнюю мысль из своих воспоминаний. — Все это время, Насть, в вашей стае — он ведь унижался… И сейчас я буду платить за эти унижения.

— Тайка!

Я заплакала.

— Насть, всё пошло не так, да?

— Я уверена, что Этьен…

— Ты ни в чем не уверена, не обманывай меня! — покачала я головой.

— За него не стала бы заступаться Аля, если бы…

— А что если она просто таким образом возвращает ему долг? — хмыкнула я. — Что если, у неё нет выбора?

— Ты думаешь…

— Я просто не знаю, что думать и кому сейчас можно доверять! — в сердцах воскликнула я. — До тех пор, пока я жила без оборотней, я, оказывается, была счастлива. Да, в моей семье случилась трагедия; да, я осталась сиротой и думала, что постепенно схожу с ума. Но я принадлежала сама себе. Сама принимала решения и сама планировала свою жизнь. А сейчас посмотри на меня, Настя, — поднявшись, я медленно повернулась вокруг. — Ты видишь на кого я похожа? Трясущаяся, запуганная женщина, которая готова подписать бумаги о собственном рабстве — лишь бы выгадать себе и своему ребенку нормальное существование. И меня до этого довёл мир оборотней, где каждый — словно дикий зверь — только за себя. Может, ты знаешь Алю с совсем другой стороны — но я имею право ей не доверять!

— И правильно делаешь, — вздохнула Настя. Подождав пока я обратно усядусь в кресло, моя приятельница вдруг сообщила:

— Знаешь, мы ведь с Кириллом тоже перед тобой не были кристально честны. Тут дело такое… Твоя дочка, Тай. Она предназначена в пары нашему сыну.

— Что? — не поняла я, приложив руку к животу, где крутилась моя доченька. — Как такое может быть?

Настя снова вздохнула.

— Мне сказала об этом сама Луна Оборотней.

Я замерла, не зная, как реагировать на это признание.

Это было… сложно.

Среди оборотней ходило множество слухов о том, что Настя как Альфа-самка может общаться с прародительницей оборотней — и что Луна Оборотней необыкновенно благоволит Баевым.

Мне рассказывали такие волшебные истории, что я просто отказывалась в них верить, потому что Прародительница не была — не могла быть — простым живым человеком (или ликаном). И пусть каждый оборотень считал своим долгом напустить тумана в историю их расы, я всё же как — то неосознанно стала склоняться к единственному возможному варианту: в какой-то момент времени в определенной популяции людей произошла странная мутация— именно тогда и появились оборотни.

Впрочем, мысль о том, что Настя могла общаться с чем — то сверхъестественным мелькнула в моих рассуждениях — и тут же исчезла, уступив место другой — самой важной мысли: Настя и Альфа Баев давно знали, что моя дочка когда — нибудь войдёт в их семью.

Знали — но предпочитали держать это в тайне.

— Почему? — только и спросила я.

Заломив пальцы, подруга отвела взгляд в сторону.

— Луна Оборотней предупредила, что между тобой и Этьеном… не всё хорошо. Мы должны были во что бы то ни стало сохранить твоего ребенка, —