— Ги, пожалуйста!

— Альфы застряли в своем фальшивом величии, полагая, что только они — закон. Но мир уже изменился — и оборотни тоже должны меняться. Ты уже два раза выжила: в детстве, без стаи и сейчас — без Валуа. Ты сможешь выжить одна — с дочерью, без поддержки кровного отца. У меня есть связи, я найду надежных людей — тебя переправят туда, где Валуа не сможет тебя найти.

Я слушала его горячую речь, ощущала его ладони, согревающие мои руки, и думала, как жаль, что не сошлось… Как жаль, что не мне достался этот сильный, не сгибаемый мужчина.

— Ги, я устала бегать и бояться, — честно призналась я. — И в моём положении…

— Ясно.

Его ладони стали медленно разжиматься, чтобы выпустить мои руки на волю — и я вдруг подумала, что никогда не испытывала от касаний Гильермо тех эмоций, которые случались, когда Этьен нежничал со мной.

Опять эти неправильные мысли!

Меня просто поразил внешний вид Валуа — и всё. А моя ненормальная реакция в отношении Этьена — всего-навсего простое стечение обстоятельств! Я полукровка, у меня нет зверя — я смогла выжить как человек, без стаи.

Я никогда не стану такой же, как они. Если бы мне достался в пары кто — то другой, не Валуа… Но что, если у меня нет никакого звериного притяжения к Этьену, и всё это не наследие отца, а просто избирательная память? Я ведь ни с кем… кроме Валуа.

— Гильермо, — тихо позвала я бету Кирилла Баева. — Можно тебя попросить о прощальном подарке? Ты и так сделал столько всего хорошего для меня, и я не имею права на эту просьбу, но если…

— Конечно, Тая, — грустно улыбнулся мужчина. — Сочту за честь.

— Поцелуй меня.

— Что? — Гильермо тряхнул головой, будто подумав, что ошибся. — Что ты сказала?

— Поцелуй, пожалуйста, меня.

Я хочу проверить, почувствую ли я что — нибудь.

Гильермо чисто по мужски усмехнулся — и, приблизившись, медленно накрыл мои губы своими.

Это было… как — то совсем не так.

Я не сопротивлялась, оставаясь абсолютно ведомой — уверенная в том, что опыт у Гильермо куда больше моего.

Вот его губы осторожно раскрыли мои, вот я почувствовала внутри своего рта чужой язык… Это было странно, необычно и…ничто во мне не отзывалось.

Всё впустую! Я осторожно отстранилась, прерывая поцелуй.

— Спасибо, — произнесла я, разочарованно дотрагиваясь до губ рукой.

Судьба так несправедлива!

Гильермо добр, заботлив, великодушен — и я испытывала к нему благодарность, дружбу, даже какие — то родственные чувства… но только не страсть. Да что там: даже от поцелуя (несомненно, умелого) во мне не проснулось ничего, в то же время как одного только взгляда на поджарую фигуру Валуа хватило, чтобы зажечь внутри моего тела что — то исконно женское.

Я угадала правильно — это была часть папочкиного наследия, привязывающего меня к своей долбаной паре, невесть как и невесть зачем предопределенной. Моё истинное «я» не могло желать мужчину, который сотворил со мной столько всякой мерзости; моё животное «я» жаждало свою пару.

Больная, неправильная, бесчеловечная связь оборотней.

Эта же связь когда — то убила мою мать — в отце было слишком много от животного: пометив маму как истинную пару, он использовал любые возможности, чтобы сильнее привязать её к себе. Деньгами, связями, ребенком.

А в итоге, его волку всё жё не хватило ласк одной женщины — и отец, не дополучив от матери желаемого, с лихвой восполнял это на стороне, увеличивая этим и без того болезненную агонию моей мамы.

Точно так же, как и Этьен…

— Тая? — обеспокоенно спросил Гильермо — и только тогда я заметила, что моё лицо всё мокрое от слёз.

Облизав солёные губы, я с трудом пробормотала.

— Всё хорошо, Ги… Всё хорошо.

И в этот момент чья — то черная тень снесла Гильермо в сторону.

Это был Этьен.

Валуа — обернувшись наполовину, методично рвал Ги на части. Он явно наслаждался этим процессом — и делал это с особой жестокостью. Куски мышц, сухожилий острыми клыками и когтями отрывались от тела Гильермо и шмякались на пол, заливая кровью безупречный персидский ковёр.

Я умоляла Валуа прекратить убийство Гильермо — но после каждого моей тихой просьбы Этьен рвал Гильермо ещё сильнее, и я, наконец, осознав это, зажала рот рукой и беспомощно вжалась в угол комнаты.

Меня мутило, трясло от страха и паники; я не понимала, почему он это делает — хорошо, впрочем, зная, что Этьену для его зверств достаточно совсем небольшого повода. Тогда ещё я была уверена, что он никак не мог узнать о нашем коротком поцелуе — дверь в комнату ведь была закрыта на ключ, а потому никто не мог ни войти, ни даже заглянуть внутрь.

Вначале я даже подумала, что Валуа просто услышал какую — то неприятную для себя новость или сплетню — и лишь когда в комнате стали появились остальные Альфы, стало понятно, что он как- то учуял мой порыв…

— Пожалуйста! — обводя взглядом облеченных огромной властью мужчин, смиренно молила я. — Пожалуйста, спасите… он не сделал ничего плохого.

Я слышала рядом голос Насти — но ни один из мужчин не слышал нас — так, будто нас здесь просто не было; на происходящее они смотрели как на простое развлечение, тихо переговариваясь между собой; и лишь один из них — самый надменный — вперив взгляд в мой живот, многозначительно улыбнулся… и шагнул к Этьену, призывая того прекратить убийство.

Удивительно, но это подействовало. Я даже мысленно принялась благодарить этого надменного типа — ровно до того момента, когда он снова открыл рот.

Когда Валуа оторвался от Гильермо, и неподвижное тело того рухнуло на пол, этот надменный Альфа на безупречном английском принялся доказывать, что Гильермо был моим любовником, и что всё случившееся подстроено Альфой Баевом с целью свести с ума Этьена.

Мужчины все как один повернулись ко мне — и презрительно скривив носы, принялись выносить свои вердикты. Мужчины! Никого не смутило, что я была на последних месяцах беременности — меня обнюхали и заклеймили как неверную самку.

Но разве это была измена? Я всего — то хотела почувствовать, что это значит — поцелуй другого мужчины. Всего-навсего. Да и можно ли изменить мужчине, которого сама никогда не выбирала?

Риторический вопрос, впрочем, который точно не стоило сейчас задавать вслух.

А потому я просто стояла,