– Как скажешь.

Ее пальчики забегали по экрану телефона.

– Все, готово, – она победоносно посмотрела на мужчин. – Здесь всего-то три слова. Феодоро, ступень, восемь.

– И что сие означает? – поинтересовался Андрей.

Анжела задумалась:

– Мне кажется, нужно ехать на Мангуп. Речь идет о княжестве Феодоро, которое находилось на Мангупе.

Колосов дернул плечом:

– На Мангуп так на Мангуп.

Он зашагал по грунтовке, пропустив вперед друзей. Сделав несколько шагов, полицейский почувствовал, как его спину буравит чей-то взгляд, и оглянулся. За ними никто не шел, но Колосов был готов поклясться, что за ними следили. Интересно, когда они дадут о себе знать? И что делать их немногочисленному отряду?

Андрей немного помедлил, потом снова поплелся за Анжелой и Олегом. Чувство, что за ними следят, становилось слабее, и он решил пока ничего не предпринимать и не пугать друзей. Как поступить дальше – будет видно.

Глава 34

Крым, 1944

Отто Олендорф был вне себя от гнева. Их экспедицией было сделано много открытий, но сама реликвия так и не была найдена. Его солдаты обыскали все пещеры Чуфут-Кале и Мангуп-Кале, залезли в храмы, мечети, гробницы – и все безуспешно. А фюрер торопил. Вспоминая его холодные глаза, генерал ежился. Гитлер шутить не любил. Он никогда бы не простил своему любимцу такой неудачи. Чаша Грааля должна была принадлежать ему, как и весь мир.

Немного поразмыслив, Олендорф пустился на хитрость. Один крымский кузнец изготовил большую чашу без ручек, и группенфюрер отправил ее Гитлеру. Он не сомневался в победе немецкой армии и поэтому не допускал мысли о возможных поражениях. Однако время шло, и советская армия погнала врага. Ему неоднократно передавали о недовольстве фюрера и его недоумении. Что же получается? Легендарный Грааль лежит в его музее, но не помогает овладеть миром? Как такое может быть? Олендорф не желал покидать Крым. Они достигли многого, и бросать исследования не хотелось. Группенфюрер решил оставить в крымских горах немногочисленный отряд, а сам вернулся в Германию. Людям строго-настрого приказали в случае сдачи Крыма спрятать все в горах и покинуть полуостров. Отто был уверен, что они сюда еще вернутся.

В начале апреля тысяча девятьсот сорок четвертого Дмитрий принес радостную весть: Красная Армия готовится освобождать Крым. Немцы засуетились. Участились расстрелы всех подозреваемых в помощи партизанам. Яков, приходя с работы, рассказывал, что немцы сворачивают лабораторию. Где-то в недрах гор они готовятся оставить документы, а место их нахождения – тщательно зашифровать. Почему-то фашисты думали, что успехи Красной Армии лишь временные, и их раненому войску еще удастся вернуться.

Командир партизанского отряда, получив эту информацию, приказал уничтожить отступавшие немецкие части и во что бы то ни стало добыть сведения о нахождении документов. Это означало одно: напасть и захватить карту.

– Это будет очень трудно, – говорил Дмитрий. – Нас мало, и мы ослаблены. Немцы по-прежнему лучше вооружены.

Яков, присутствовавший при разговоре, покачал головой.

– Думаю, никакого боя не будет, – сказал он. – Зашифровать место на карте поручили мне. Они рассчитывают на мои знания истории Крыма. Как только я сделаю это, сразу же сообщу вам, и мы безболезненно проникнем в тайник.

– Почему немцы не забирают все документы? – поинтересовались девушки.

– Да потому что без работы в крымских горах это бесполезные бумажки, – ответил Яков. – Мой начальник сказал, что им необходимо вернуться в Крым, чтобы продолжить исследования. И они это сделают, – он блеснул белыми зубами. – Представляете, так и сказал! Не сегодня-завтра здесь будут советские войска, а он еще надеется на победу!

Несмотря на слухи о наступлении советских войск, фашисты и их прихвостни продолжали зверствовать. Однажды солнечным апрельским утром немцы устроили показательную казнь людей, по их словам, сочувствующих и помогавших партизанам. На сельскую площадь перед Домом культуры согнали всех жителей. Виселица была готова, и с перекладины свешивались четыре веревки, колеблемые ветром. Мария и Роза, прижавшись друг к другу, молча смотрели на толстого полицая, который проверял веревки на прочность.

– Изверги, – сказал кто-то в толпе, – ничего, скоро ваше время кончится.

– Говорят, Красная Армия уже близко, – прошептала пожилая женщина в белом платке. – Вот они и куражатся.

Когда на дороге показались четыре односельчанина, подгоняемые немцами, толпа заволновалась. Четверо мужчин, самому молодому из которых едва исполнилось девятнадцать, шли уверенно, стараясь не спотыкаться. Фашисты щелкали фотоаппаратами и гоготали. Когда их подвели к помосту, старший оттолкнул толстого полицейского и забрался сам, без посторонней помощи. То же самое сделали и его товарищи. Потом они залезли на табуреты и сами надели себе на шею веревки. Женщины, не стесняясь, громко плакали.

– Не плачьте, – громко сказал старший. – Всех они не перевешают. Слышите? Это гремят наши орудия. Красная Армия уже близко.

Внезапно у виселицы показался молодой полицай, стройный, смуглый и черноволосый, который, отодвинув своего жирного собрата, встал у табуретов по стойке «смирно». Увидев его, Роза побелела и сжала руку Марии. В стройном полицае она узнала Рагима. Рыжий немец вышел на середину площади перед виселицей и лающим голосом стал что-то говорить. Тощий угодливый переводчик старался не пропустить ни единого слова.

– За помощь партизанам, – удалось услышать Розе. Немец махнул рукой, и Рагим один за другим опрокинул табуреты. Девушки не стали смотреть на последние конвульсии несчастных, побежав к дому. Татарину удалось перехватить Розу на тропинке.

– Мне нужно поговорить с тобой, – он посмотрел на Марию, стоявшую рядом. – А ты ступай домой.

– Я никуда не пойду, – отозвалась подруга.

Роза грустно улыбнулась ей:

– Иди, Мария. Это мой старый знакомый. Мы немного поболтаем, и я приду.

Караимка сверлила ее черными глазами.

– Ты действительно справишься сама? – спросила она.

Роза кивнула:

– Действительно.

Мария повернулась и нерешительно пошла к дому. Рагим осклабился в улыбке, скорее напоминавшей оскал.

– Значит, ты здесь, – выдохнул он. – Глазам своим не поверил, когда тебя увидел. Думал, ты покоишься на десятом километре.

– Я выжила, – ответила Роза. – Вопреки таким, как ты.

– А твоя мать? – поинтересовался татарин.

– Мама осталась во рву, благодаря тебе, – каждое слово она словно выплевывала ему в лицо. – Скажи, ночью тебе не являются призраки?

Он дернулся, но взял себя в руки.

– Нет, не являются. Напротив, я прекрасно себя чувствую, – Рагим дотронулся до ее щеки горячими пальцами. – Но давай поговорим о нас с тобой. Я и думать не думал, что мы пересечемся. Приехал погостить у дядьки, а тут ты… Судьба свела нас снова, и это не случайно. Тебе суждено стать моей, Роза, хочешь ты того или не хочешь.

– Я никогда не стану твоей, – проговорила она с ненавистью.

– Посмотрим, – он снова