Понаблюдав за венгерским и французским театрами военных действий, я перешел к главному делу сегодняшнего дня - межанглийскому саммиту, где, с одной стороны, присутствовали король Эдуард Седьмой, он же Берти, и его дочь Виктория, а с другой стороны, король Георг Пятый и тоже принцесса Виктория. Викторию из пятого года я мысленно называл «первой», а ее сестру-близнеца «второй». Виктория-первая после трех с лишним месяцев, проведенных в моих владениях, расцвела как майская роза. Все она знает и понимает и никуда не спешит. Однажды ее счастье выйдет ей навстречу, и уж тогда она его не упустит. Виктория-вторая после пяти дней, проведенных в оздоровительной ванне, уже более не напоминает призрак самой себя, но Лилии и мисс Зул над ней еще работать и работать.

- Итак, дорогой Берти, - сказал я, - теперь вы видите, от чего я спасал вас там, в тысяча девятьсот четвертом-пятом году?

- Вижу, - сказал Эдуард Седьмой, - и хочу по этому поводу сказать своему сыну пару ласковых слов...

- Постойте, а разве ваш единственный сын не был продуктом вашего собственного воспитания? - возразил я. - Ах да, вы доверили это дело слугам, и теперь должны смириться с тем, что из него выросло то, что выросло. Хорошо то, что хорошо кончается, и вообще фундамент будущего краха Британской империи заложила еще ваша маман, воспитавшая целую плеяду алчных беспринципных политиков, рвущихся нагадить России, даже при том, что у них у самих земля уже качается под ногами. И дело не в одной только России. Нет на земле такого уголка, где британских политиков не воспринимали бы как алчных, беспринципных и лживых мерзавцев. Я спасаю вас от самих себя только потому, что вашу кузены еще хуже, а у меня ни в вашем мире, ни в мире вашего сына совершенно нет времени разбираться еще и с заокеанской угрозой. Надеюсь, это понятно?

- Понятно, - кивнул старина Берти, - тем более что я не маман, и не собираюсь продолжать ее линию. Мы и так уже растянули коммуникации на весь мир, и даже без дальнейшего обострения международных отношений нам будет трудно удерживать целостность своих владений. Но это в моем мире, с учетом предполагаемого долгого-долгого правления, а что будет с Британией в мире моего сына, раз уж он вырос таким... бабушкиным внуком?

- Мы с ним договорились, - ответил я, - что через некоторое время он отойдет от дел, передав трон... своей сестре Виктории, которую мы за это время подлечим, омолодим и просветим по поводу основных закономерностей исторического развития в двадцатом веке.

- Меня - в королевы?! - удивилась Виктория-вторая, впервые услышавшая о нашей с Георгом договоренности возвести ее на трон. - Джентльмены, вы это серьезно?

- Вполне серьезно, Тори, - сказал ее брат, - из нашей семьи ты наилучшим образом подходишь для этой работы, и я первый опущусь перед тобой на одно колено как верноподданный, потому что преклоняюсь перед твоим умом и широтой души.

- Спасибо на добром слове, Джордж, - Виктория-вторая опустила голову, - но все равно от этой мысли мне как-то не по себе.

- Привыкнешь, сестра, - сказала Виктория-первая. - Страшно только в самом начале, а потом пойдет само.

- Тебе легко так говорить, потому что на трон сажают не тебя, а меня, - с легкой обидой возразила Виктория-вторая, из-под ресниц глядя на свое цветущее альтер-это.

- Мне тоже придется сесть на британский трон, только лет через сто после тебя - там, где Британия уже разорена безумной политикой, унаследованной от нашей бабки и пала в прах, - вздохнула Виктория-первая. - Поэтому и стандарты подготовки к правлению у меня будут гораздо жестче, чем у тебя, и идти мне к нему придется через весь великий и ужасный двадцатый век, по пути набираясь опыта и здорового цинизма, ибо опору своему трону мне придется создавать из того, что найдется под рукой. У тебя все будет проще, потому что здоровые силы общества, во главе с адмиралом Фишером, сомкнутся вокруг твоего трона стеной, и от тебя потребуется только ничего не испортить.

- Мне тут подсказывают, - произнес я, - что однажды старина Берти назвал свою дочь Викторию душой Британии. А это качество чуть ли не главное для монарха, в каком бы веке он ни правил.

- Не помню, когда я такое говорил, - проворчал старина Берти, - но по сути все верно. Вы, мои дочери, единые в двух лицах, являетесь одной душой с британским народом, и это так же верно, как и то, что вода мокрая, а огонь обжигает.

- Возможно, вы сказали это в зазоре между тысяча девятьсот четвертым и десятым годом, или в одном из двух параллельных миров - в том, из которого происходит моя супруга, или в том, где у руля Российской империи встала императрица Ольга Александровна, - пояснил я. - Главное, что вы сами подтвердили справедливость этих слов. Если кто и может изменить Британию к лучшему в ваше отсутствие, то это ваша любимая средняя дочь. Тут, в четырнадцатом году, как и в вашем мире, чтобы перебить послевкусие после всех совершенных мерзостей, понадобится долгое доброе правление, а сто лет спустя, боюсь, королева Виктория за номером два сможет удержаться у власти только в том мире, который Господь отдаст в мое ленное владение. Уж слишком там много мерзости и злобы.

- Аминь! - вздохнул Эдуард Седьмой. - Но сейчас я вижу, что Тори-старшая хочет что-то ска-

зать...

- Да, хочу, - подтвердила та. - Я знаю, что при роспуске Парламента мой брат распорядился арестовать тех депутатов Палаты Общин, которые голосовали против возвращения ему королевских прерогатив, незаконно узурпированных британским правительством во время правления королевы Виктории. Я хочу знать, что случилось с этими людьми и где они находятся...

- Ты неправа, Тори! - покачал головой Георг. - Я распорядился арестовать не тех, кто тогда голосовал против, а тех, кто делал это, повинуясь не своим личным убеждениям, а приказам третьих лиц, поскольку сие сильно смахивает на заговор. Его организаторы сейчас находятся здесь, в Тридесятом царстве, и с моего согласия подвергаются следственным действиям, ибо этот нарыв необходимо вскрыть и дочиста выскоблить, а рядовую депутатскую клаку я попросил брата моего Сергия из рода Сергиев сослать вместе