– Товарищ Жадов слишком упрощённо трактует текущий момент, – вкрадчиво прошелестел Генрих Ягода.

– Не мастер я трактовать моменты! – покраснел комиссар. – Мне бы классового врага, я б его мигом!.. Уж лучше на фронте, на юге, чем вот так здесь в «моментах» разбираться!..

– Это лишнее, – твёрдо прервал спор Благоев. – Ваш батальон нужен здесь, товарищ Жадов. Я сильно подозреваю, что завтра на заседании ЦК будет предпринята попытка протащить решение о введении «коммунизма».

– Решению ЦК мы, конечно же, подчинимся… – прежним тихим голосом заявил Ягода.

– Разумеется. Демократический централизм означает полную свободу дискуссии до принятия решения и строгую дисциплину при его исполнении, когда решение уже принято, – слегка улыбнулся Благоев.

– Тогда зачем мы здесь, Благомир Тодорович?

– Потому что, если за решение проголосовало большинство, решение от этого не становится само по себе ни правильным, ни разумным! – Благоев вдруг резко вскинул руку, голос его стал низким, угрожающим. – Потому что большинство может оказаться в плену иллюзий. Прекрасных иллюзий, не спорю, иллюзий, где все с энтузиазмом трудятся ради хлебной пайки и живут мечтами о мировой революции.

– Вы хотите сказать, товарищ председатель, что руководство ЦК нашей партии оказалось в плену опасных иллюзий? – осторожно, медленно проговорил Ягода таким голосом, что у Ирины Ивановны Шульц пальцы сами собой сжали рукоять «браунинга» в расстёгнутом ридикюле.

– Именно это, товарищи, я и хочу сказать. И говорю! – рубанул ладонью Благоев. – И наша задача, товарищи, как и вчера, так и сегодня, и завтра – это защитить завоевания революции. Потому что подобного рода ошибки могут оттолкнуть от нас самого важного союзника – крестьянина-середняка, который сейчас и кормит пролетариат в городах; ошибки дадут важнейшие козыри в руки наших врагов, окопавшихся на юге. Нам надо победить без гражданской войны, без разрухи, без миллионов погибших и миллионов эмигрировавших. В этом – защита нашей революции! Революции, а не резолюции, даже если это резолюция ЦК.

Слова Благоева подействовали. Его слушали, затаив дыхание.

– Особый отдел готов действовать, – первым поднялся Ягода.

– Благодарю, Генрих Григорьевич, иного и не ожидал, – кивнул Благоев.

– Оперативный отдел тоже не подведёт. – Войковский закряхтел слегка, но тоже поднялся, бодро и достаточно уверенно.

– Что с вашим батальоном, товарищ Жадов?

– Батальон предан идеалам революции, товарищ председатель. – Жадов встал следом за остальными, но глядел хмуро и в сторону. – Но… как я говорил… на питерских заводах брожение… Люди хотят справедливости…

– Это если у меня чего-то нет, так надо, чтобы и ни у кого б не было? – насмешливо осведомился Яша Апфельберг. – Товарищ Благоев, не сомневайтесь. Отдел печати немедля развернёт самую активную работу. ЦК подконтрольна одна только «Правда», а нам – два десятка других газет.

– Будем разбираться с зачинщиками волнений, – пожал плечами Войковский. – Со всей революционной решительностью, коей так не хватало царским властям.

– П-погодите! – Жадов покраснел, нелепо взмахнул руками. – Вы это что же?!.. Вы это как?.. Вы против партии?! Против Центрального комитета?! Против наших товарищей, революцию сделавших?

– Революцию, товарищ Жадов, делали мы все, – мягко заметил Ягода. – Каждый на своём месте. Вы сами и телефонную станцию занимали, и Таврический дворец штурмовали. А товарищ Благоев всем руководил. И взятием дворца командовал. И надо разобраться, кто там на заводах воду мутит – действительно ли рабочие или подосланные агенты царской охранки… то есть агенты сбежавшего царя. Или те, кому и впрямь власть глаза застит, кто спит да свои декреты видит – и чтобы все спины гнули да исполняли?..

Благоев бросил быстрый взгляд на Ягоду – с известным удивлением, словно никак не ожидая от начальника особого отдела подобного красноречия.

– Да какая охранка! – досадливо отмахнулся Жадов. – Простые рабочие, такие же, как и я…

– Вы уверены, товарищ Жадов? Вы лично с ними говорили? С каждым? – продолжал вкрадчиво допытываться начальник особого отдела. – Но даже если и так, даже если каждый из них – самый настоящий пролетарий, во что я, кстати, не верю, – даже если так, то льют они сейчас воду на мельницы самой настоящей контрреволюции. И если так – с ними поступать надо со всей революционной суровостью. Вражеской пропаганде не место в красном Петербурге!

Благоев долго и пристально глядел на красного, как вареный рак, Жадова.

– Боюсь, товарищ заместитель, вам и впрямь надо подыскать другую работу, – в голосе Благомира Тодоровича зазвучал металл. – Командование батальоном сдадите мне лично. Вот тут у меня лежит… – он зашелестел бумагами, – лежит запрос на решительного и преданного делу революции командира, для назначения на должность начдива на Южном фронте, где готовится решительное наше наступление.

– Всегда готов отправиться туда, куда направит партия, – огрызнулся Жадов. – Партия, а не… – Он осёкся.

– А что такое «партия», товарищ Жадов? – ничуть не смутился Благоев. – Кто, по-вашему, может говорить от её имени? Кто может вам, бойцу революции, отдавать приказы? Или вы решили записаться в анархисты? Или вы теперь согласны исполнять только распоряжения товарища Троцкого? Или товарища Ульянова? Или кого-то ещё? Вы скажите, не стесняйтесь. Кому так повезло, к кому вы записались в личные порученцы?

Жадов стиснул кулаки, губы его плотно сжались. И всё-таки он заговорил, когда молчание сделалось уже совсем нестерпимым.

– Я выполняю приказы партии. Если она сказала, что я нужнее на Южном фронте – значит, я буду там. Где можно получить предписание?..

– Предписание у меня, вот здесь, – холодно сказал Благоев. – А вы, товарищ Шульц? Вы-то, надеюсь, не станете…

– Я прошу разрешения отправиться вместе с товарищем Жадовым, – перебила его Ирина Ивановна. – В любом штабе нужен хороший делопроизводитель.

Благоев на миг поднял бровь, затем пожал плечами.

– Очень жаль, Ирина Ивановна, но не смею вас задерживать. Сейчас лично выпишу вам мандаты.

Однако, несмотря на выписанные прямо в кабинете Благоева мандаты, выехать в штаб Южного фронта, расположившийся в Славянске, комиссару Жадову с Ириной Ивановной не удалось. Передача командования батальоном затянулась. Кто-то из бойцов заявил, что поедет добровольцем с Жадовым, кто-то вообще просил направить в какое-то другое место; Благоев приходил с телохранителями, молчаливыми здоровенными парнями, кого-то куда-то переводили, появилось сколько-то людей из отдела Ягоды.

В газете «Правда» появилась статья за подписью товарища Троцкого «Что такое коммунизм?» – где заявлялось, что нынешнее положение дел, «вызывающее справедливое возмущение трудящихся», сугубо временно, что очень скоро начнётся внедрение «элементов подлинно справедливого общества», и в качестве первой меры будет запрещена частная торговля; но уже на следующий же день её едко высмеяли два