Шрифт:
Закладка:
Генри округлил глаза. Его блокнот упал на пол.
– Это…
– …дерево…
Маэстро недовольно поглядывал на нас через плечо.
– Вот почему мы не смогли найти браслеты. Потому что якорь Тилли и Джакса – дерево.
Меня охватило ликование, и мы с Генри засмеялись, как идиоты. Я знала, что мы мешаем музыкантам, но до того ли мне было.
Однако, когда мы позвали на улицу Тилли и Джакса и попросили их прикоснуться к каждому дереву в сквере и найти то, которое является их якорем, ничего не получилось.
Они витали между ветвями, совсем как я в своих фантазиях, когда слушала «Пинии Рима», оборачивались вокруг каждого ствола и утопали в земле под корнями.
– Ничего. – Джакс угрюмо приземлился рядом со мной, и я постаралась обнять его, хотя моя рука при этом окоченела, как на морозе.
– Глупо! – крикнула Тилли, мечась между деревьями, как разгневанная тень. – Глупо, глупо!
– Я был уверен, что мы на верном пути. – Генри прислонился к мусорному контейнеру. – Это казалось так логично!
Джакс спрятал лицо у меня в руках и заплакал.
Я придала голосу бодрости.
– Не переживайте, мы придумаем что-нибудь другое, правда? Всё устроится.
Но тихий голос в моей голове прошептал: «А если нет?»
На следующий день в обед мне не хотелось есть. Генри тоже. Он просто сидел напротив меня, подперев голову рукой, и делал горку из своего пюре.
Я стукнула кулаком по столу:
– Хочется что-нибудь разбить.
Генри толкнул мне через стол куриную котлету:
– Возьми, я не буду есть.
Не успела я схватить её, как невесть откуда появилась Джоан и бросила на котлету большой блокнот.
– У меня блестящая идея, – задыхаясь, заявила она. – Настолько, что иногда она мне невыносима.
– Подожди, Джоан, – сказал Генри. – У тебя нездоровый блеск в глазах. Ты не больна?
– Больна, от гениальности. – Джоан положила свои руки поверх наших. – Не отчаивайтесь, друзья. Вы же знаете, что по-французски моё имя звучит как «Жанна»? Так вот, как и моя тёзка Жанна д’Арк, я пришла вам на помощь, чтобы защитить невинных и слабых от несправедливости и продажности.
Генри заморгал:
– Что-что?
– Джоан, колись уже! – рявкнула я.
– Я знаю, как спасти Эмерсон-холл.
– И как же?
– На самом деле всё очень просто. – И Джоан распахнула блокнот. – Нужно написать листовки, петиции и прочее. Обращение к людям. Вообще-то я занимаюсь этим всю жизнь. Жители города должны узнать, что происходит. Мы выйдем на публику с заявлением.
– Мы? – переспросила я. – Не помню, чтобы я посвящала тебя в свои трудности. Ты что, подслушивала?
Джоан уставилась на меня:
– Конечно, подслушивала. Я ведь сижу с вами за одним столом. К тому же, какая разница? Я помогу тебе. Давай не будем придавать значение мелочам, а займёмся делом.
– А это разумное предложение, – заметил Генри.
Я сдула с лица волосы.
– Хорошо. Что там за петиция?
– Думаю, надо написать текст, собрать подписи и показать мистеру Рю, твоему отцу и мэру Питтеру, скольким людям на самом деле небезразлична судьба филармонии. – Джоан вырвала из блокнота несколько страниц и сунула их мне. – Вот смотри, тут образцы.
– Петиция о том, чтобы все школьные автобусы оснастили ремнями безопасности? – прочитала я. – Ты серьёзно?
– С этим пока ничего не получилось, но я не сдаюсь. – Джоан забрала бумаги. – Итак, мы соберём подписи, потом нарисуем листовки. Этим можешь заняться ты, Оливия. – Она застенчиво улыбнулась. – Поскольку ты отличный художник.
Генри пнул меня под столом:
– Видишь? Что я тебе говорил?
– Ой. – Я пнула его в ответ. – Дурак.
– Расклеим их по всему городу, – продолжала Джоан. – На всех столбах, на каждом здании, в библиотеках. Единственная проблема: надо включить туда не только призыв сохранить концертный зал – люди должны понимать, какая польза будет от этого лично для них.
– Необходима приманка, которая заставит их покупать билеты. – Генри явно увлёкся этой идеей и бережно перебирал образцы петиций, словно это были листы сусального золота. – Это очень важно. Нам нужны деньги, прибыль.
Пока они продолжали разговор, я начала делать наброски для листовок – это помогало мне думать. Я вполуха слушала друзей, и мысли мои блуждали вместе с карандашом. Через несколько минут я увидела, что нарисовала призраков. Четверых, даже Фредерика.
Идея!
Мне пришлось встать, пройтись немного вокруг и снова сесть. Озарение, которое меня посетило, не позволяло спокойно сидеть на месте.
Генри и Джоан вопросительно уставились на меня:
– Что такое, Оливия?
– Я знаю, что ещё можно включить в листовки, – медленно проговорила я. – Я имею в виду, кроме призыва спасти филармонию. Это привлечёт внимание людей, и они станут заполнять зал. Расскажем им о привидениях.
Глава 34
Некоторое время Генри и Джоан молчали. Потом лицо Джоан озарилось улыбкой.
– Превосходно, – прошептала она.
Я не привыкла к тому, что люди называют мои идеи превосходными.
– Правда?
– Да. Да! Это мудрый расчёт: все любят истории с привидениями, особенно страшные…
– А концертный зал – жутковатое место, – добавила я. – Там всё такое старое и ветхое. Великолепный антураж. Давайте распустим по городу слухи. Твой отец может с этим помочь, Джоан, – ему жители поверят. Нам даже врать не придётся, потому что это чистая правда: там действительно обитают призраки. Народ хоть и подумает, что это выдумки, но всё равно захочет увидеть своими глазами.
Генри наклонился вперёд.
– Попросим призраков показываться время от времени, чтобы ещё больше заинтриговать людей…
Джоан подхватила эстафету:
– Все будут рассказывать друзьям о впечатлениях, и тогда публика повалит в зал толпами…
– …и в скором времени у нас опять будет большая аудитория, – закончила я.
Джоан вскочила со своего места и стала танцевать.
– Оливия, – сказал Генри, – ты просто гений.
И он схватил меня и закружил, но я не смогла обрадоваться. В глубине души меня терзала ужасная мысль.
– Ребята, подождите.
Генри со смущённым видом поставил меня на пол. Я покачала головой:
– Не уверена, имеем ли мы на это право. Разве не получится, что мы используем призраков, заставляем на нас работать? А если они не захотят?
У Генри поникли плечи.
– Ой.
– Ну конечно, захотят, Оливия, – терпеливо произнесла Джоан. – Ты постоянно им помогаешь. Теперь их очередь помочь тебе. Кажется, что вы созданы помогать друг другу. – Глаза у неё засияли, и она