– Я кое-что видел, Оливия. В тот день, когда обрушился потолок. Я уверен в этом. – И Маэстро неторопливо ушёл, снова напевая скерцо из Второй симфонии Малера, дирижируя невидимым оркестром и вглядываясь в темноту.

Когда он исчез за сценой, я почувствовала чьё-то присутствие у себя за спиной. Не оборачиваясь, я зажала альбом под мышкой, сунула Игоря под другую и притворилась, что сделана из камня.

Камни смелые. Камни не бьются. Я резко обернулась.

Там стояла тень – высокий столб темноты в тёмном помещении. Рука с длинными пальцами тянулась ко мне.

– Уходи! – прошипела я, пиная воздух. – Отстань от меня! Иди домой!

Тень чуть съёжилась, застонала и бросилась наутёк, словно я напугала её. Я на это очень надеялась.

И за секунду до того, как тень исчезла в восточном фойе, на её силуэте заиграл свет – белый, синий, золотой. На миг мне показалось, что я различаю знакомое лицо, которое не видела больше года.

– Мама? – прошептала я.

Но свет исчез, тень стала просто тенью и на брюхе уползла из зала.

Я прижала к себе Игоря.

– Ты заметил это?

Он махнул хвостом. «Я кот, девочка. Я замечаю больше, чем ты себе представляешь».

На следующий день я пришла в школу рано и сразу же направилась в библиотеку.

Генри был уже там – забился в угол и обложился учебниками.

– Оливия! – позвал он громким шёпотом, помахав мне рукой.

– Извини, Генри, мне некогда.

Я села за компьютер, открыла поисковик и набрала в нём «Кара».

Программа выдала множество упоминаний о женщинах по имени Кара, в основном итальянках, но ни одна из них не была моей мамой. Живот свело спазмом, в горле стало кисло.

Когда мама исчезла, я искала её повсюду. Мне нравилось притворяться, будто она покинула нас ради благородной цели, например была разведчицей, отправленной по срочному поручению, или секретным учёным, эксперимент которого вышел из-под контроля.

Однако это было давно. Позже я поняла, что она ушла из-за Маэстро. Через какое-то время я перестала её искать: очень унылое занятие – пытаться выследить свою маму.

Так почему же я искала её теперь? Ведь она явно не хочет, чтобы её нашли. Она не попрощалась, не ответила ни на одно письмо Маэстро, никак не дала о себе знать. Может, даже имя сменила.

Имя «Кара» смотрело на меня с ярко освещённого экрана компьютера. Прозвучал первый звонок, но я не двинулась с места. Раз мама не хочет, чтобы её нашли, я не буду её искать. Странная тень, которую я видела накануне вечером, ничего не значит. Возможно, эти твари просто издеваются надо мной, играя с моим воображением.

– Оливия! – Генри подкрался ко мне со спины с охапкой книг в руках. – Что случилось?

– Не знаю.

Он посмотрел в экран.

– Кара. Твоя мама?

– Нет. – Я выключила монитор. – Она никто.

Глава 33

К концу января мы уже пришли в отчаяние. В поисках браслетов Тилли и Джакса мы не продвинулись ни на шаг, а на носу был февраль, и оставалось чуть больше месяца до закрытия филармонии.

Или, как мне нравилось думать, до конца всего.

– Не преувеличивай, – сказал мне Генри в столовой.

Была среда.

– Я преувеличиваю? – Я со стуком бросила на стол свой поднос. – Действительно, о чём беспокоиться? Я всего лишь останусь бездомной.

– Может быть, Барски возьмут тебя к себе жить. Или кто-то из музыкантов.

– Ага. Например, Ричард Эшли. – Я захлопала ресницами. – Он милашка.

– Правда? – Генри как-то странно на меня посмотрел. – Он тебе нравится?

– Конечно. А что?

– Так нравится или нет?

– Генри, отстань. К тому же я не могу просто пойти к кому-нибудь жить. У меня нонни. Если кто-то согласится взять меня к себе, её тоже придётся принять.

– И не говори. – Джоан поставила свой поднос на другой край стола. – Даже не заставляй меня высказывать своё мнение о том, как в нашем обществе относятся к пожилым людям.

Генри вздохнул:

– Никто тебя об этом и не просит, Джоан.

– Ну и ладно. А вот если бы попросили, я могла бы много сказать на эту тему. – И Джоан принялась за еду. Я заметила, что в последнее время она садится ближе к нам и постепенно придвигается по скамье.

До конца обеда мы с Генри в сотый раз разглядывали карту филармонии, пытаясь определить, где ещё не искали якоря Тилли и Джакса. Я чувствовала, как Джоан исподтишка наблюдает за нами. Было заметно, что она о чём-то сосредоточенно думает, но я не придавала этому значения. Джоан всегда о чём-нибудь сосредоточенно думала.

Во второй программе январских концертов оркестр играл «Пинии Рима» Отторино Респиги. Маэстро всегда любил Респиги, потому что был тёзкой композитора.

Генри любил Респиги, поскольку считал, что его музыка напоминает полёт.

– Закрой глаза и представь, – прошептал он мне. Мы сидели в партере во время вторничной вечерней репетиции, разложив на коленях карту. – Слушай. Третья часть лучше всего.

– Генри, спустись с небес на землю. Нам надо найти якоря.

Генри в шутку надул губы:

– Ну пожалуйста, Оливия.

Я помотала головой, но его забавная рожица умиляла.

– Ладно. – Я закрыла глаза, откинула голову на сиденье и стала слушать.

Музыку нельзя было назвать прекрасной, потому что её исполнял наш оркестр. Маэстро же каждый вечер куда-то ездил, встречался со спонсорами и членами городского совета, а потому пребывал в плохом настроении и настраивал против себя практически всех музыкантов. Но через несколько минут симфоническая поэма действительно начала захватывать меня. Действие каждой части произведения, по задумке композитора, происходит в разных сосновых рощах Рима. Третья часть разворачивается около храма ночью, и, слушая её, я ощущала, как меня окутывает ночная прохлада, садится солнце, на небе зажигаются звёзды и рядом, возможно, течёт прохладная река. Даже соловьи поют. И Генри действительно был прав – это похоже на полёт. Я находилась в тёмном прохладном сосновом лесу и лениво витала между ветвями – как птица, как ветер, как привидение…

Тут я резко выпрямилась. На краю сознания мелькнуло что-то важное.

– Что такое? – удивился Генри.

В голове носились образы. Призраки. Браслеты. Дерево с ободранной корой около тайника Джакса. Украшение мамы Генри.

– Генри, – прошептала я, – та вещица, которую носила твоя мама… она ведь из камней и дерева, так?

– Ну да…