— Да…

— Перейди на другой аппарат и говори подольше. Хоть минуту покоя…

Он закурил сигарету и в течение целой спокойной минуты глядел на свою машинку с неподдельным отвращением. Вернулась жена.

— Это Юлия. Она не решилась помешать тебе, предпочла через меня. Спрашивает, не мог бы ты устроить для ее сына пропуск на искусственный каток.

— Могу.

— Она вечером еще позвонит.

— Ты просто не представляешь, как я рад.

Он вздохнул. В этом вздохе слышалось отчаяние. Жена с сочувствием посмотрела на него:

— Зачем ты поднимаешь трубку, если тебе надо работать?

— А откуда бы я узнал, что не будет воды?

— Ну да, но так ведь ты ничего не напишешь.

— Я должен отвечать, — сказал он. — Могут ведь сообщить что-нибудь действительно важное.

— Например?

— Что мне присудили премию Пулитцера, что свергли правительство в республике Кали…

— Мали.

— Все едино… Что зубриха в Беловежской пуще произвела на свет тройню, что некий мужественный соотечественник облетел вокруг света на воздушном шаре, что надвигается чудовищный циклон…

— Или что еще?

— Или что меня сняли.

— Постучи по дереву.

Он не был суеверен, но постучал три раза по краю стола. Потом несколько минут раздумывал, имело ли смысл стучать и не лучше ли… Не лучше ли было бы…

На этот раз он сумел напечатать только две строки. Пришлось взять трубку.

— Слушаю… Да, Славинский. А что, это в самом деле обязательно? Ну ладно. Скажите мне только, когда начнете запись…

Он откашлялся.

— Повышение культуры труда является делом огромной важности. Актуальность этой задачи вытекает из ускорения темпов общественного и хозяйственного развития. Понятие культуры труда складывается из многих элементов: это совокупность индивидуальных черт сотрудника. К примеру, уровень квалификации, высокая дисциплина, умение строить свои взаимоотношения с трудовым коллективом. Культура труда — это также четкая организация производственного процесса, хорошо отлаженная система взаимодействия всех звеньев. Нам еще много предстоит сделать. На данный момент мы не можем сказать, что использовали уже все резервы. Усилия наши следует умножать и развивать… Алло! Вы записали? Нет, меня не интересует, когда это пойдет в эфир, у меня нет времени слушать радио… И вам спасибо, до свидания.

Он напечатал еще три слова. Телефон.

— Славинский… Да, уважаемый коллега, помню… А как же… Прошу вас, не стесняйтесь… Да, я знаю, что те, кто вышел на пенсию несколько лет тому назад, ущемлены в финансовом отношении. Скоро должен выйти указ, который исправит это… Нет, прошу вас говорить откровенно… Добро. Золотой крест[64] у вас есть? Очень хорошо. Мы войдем с ходатайством в Общество… Не за что. Предупреждаю только, что делается это не так скоро. Где ваши документы? Ну, речь идет о данных для внесения предложения… В Обществе? Наверняка? Не затруднит ли вас проверить это и все уточнить? Да, да… Обещаю. До свидания, уважаемый коллега.

Он набрал номер. Номер был занят. Он докурил сигарету и набрал еще раз.

— Алло! Вы меня слышите? Губерт, это ты? Что-то плохо тебя слышно. Это Славинский. Ну, я устроил тебе… Перестань лебезить, черт побери! Слушай: иди к ним завтра же. Комната сто семь, пани Ковальчик, да-да. Ковальчик… Ей сказано, сказано… Да! Еще два слова. Ты — член правления Общества? Гм… Зайди утром к себе на службу и напиши предложение о награждении орденом Стефана Сухоня… Его документы уже там. Заполни первую страницу и напиши обоснование. Не подписывай, только заполни… Почему ты, а не я? У меня нет времени. Устраиваю обмен валюты для разных приятелей… Вот и хорошо, что понял. И не забудь — обоснование должно быть железным.

— Может, уже пообедаешь? — спросила жена. — Или подождем Марека и пообедаем вместе?

— Пообедаем вместе.

Их фокстерьер, по имени Голем, захотев прогуляться, применял трехступенчатую систему сигнализации. Сначала он скреб лапой ногу хозяина дома. Потом повизгивал, потом начинал выть. Был, правда, еще четвертый способ. Голем беспардонно выпускал струю на ковер посреди гостиной, — всегда на одном и том же месте. Сейчас он завывал. Славинский встал с кресла.

— Выйду с собакой, — сказал он жене, занятой приготовлением обеда. — Проветрюсь немного. А ты допиши страницу до конца.

— Я?

— Ты. Зря, что ли, кончала филфак? Повтори ту же самую мысль другими словами. Длинные предложения, много запятых, мало точек, несколько иностранных слов. А я пойду с собакой. Пошли, Голем!

Он шел по дорожке сквера, не думая ни о чем. Ему было хорошо. Вдруг послышался звонок.

— Славинский, слушаю… — громко и отчетливо сказал он. Какой-то десятилетний мальчуган объехал его на велосипеде. Славинскому и в голову не пришло засмеяться. Он даже немного погрустнел.

— Глупеет твой хозяин, Голем, — сказал он. — Нехорошо это, песик… Нехорошо.

Вернувшись, он увидел, что жена сидит за машинкой. Выражение лица ее было довольно неопределенное.

— Ну, повторила мысль? — спросил он.

— Нет. Там не было никакой мысли.

— Э, ты в этом не разбираешься, — сказал он без всякой обиды. Они жили вместе уже двадцать лет и всегда хорошо понимали друг друга. Она встала, он уселся на свое место. — Звонил кто-нибудь? — спросил он, прежде чем она ушла на кухню.

— Какой-то совершенно пьяный тип. Сожалел, что тебя нет, ему надо было о многом тебе сказать.

— Например?

— Что ты зазнался, что должность тебя испортила, что ты не хочешь помочь товарищам, хоть можешь, что его считаешь последним дерьмом, но уж если ты поскользнешься и упадешь, то он тебе еще добавит.

— Это Юрек Барчик, юрисконсульт. Провел сегодняшнюю ночь в вытрезвителе. Стыд его теперь гложет.

— Ну, приятного мало.

— Я тоже так думаю.

Жена вышла. Славинский напечатал полстроки, и, разумеется, зазвонил телефон. Час тому назад, беря трубку, он вздыхал, теперь готов был скрежетать зубами.

— Да. Да, я… Нет, у меня нет возможности, но я могу тебе отдать свой… Я не пойду, я уже в этом году был в театре. Когда эта премьера? Пригласительный билет, значит, лежит в редакции. Можешь его взять завтра, я скажу секретарше. Не за что.

— Ну что, повторил мысль? — спросила, заглянув в комнату, жена.

— Нет. Попробую изложить на бумаге несколько других мыслей. Тебя это удручает?

— Нет… Вот только раковина засорилась.

— Раковина засорилась… Зазвонил телефон.

— Чэ-кэ-пэ-эс слушает, добрый день, — сказал Славинский тоном профессионального администратора гостиницы. — Да? Ничего, ничего, всегда к вашим услугам, до свидания.

Он положил трубку.

— Ты чокнулся? — полюбопытствовала жена.

— Нет. Это — сокращенно — частная квартира Петра Славинского. Правильно?

— А если это было некое важное лицо?

— Звонка от важного лица я жду уже десять лет, — ответил он с беспощадной откровенностью. В его тоне послышалась горечь. — Налей-ка водочки.

Жена открыла бар, налила рюмку.

— И